Между тем в комнатку-столовую вошла секретарь губернатора с подносом. Бенедикт Бенедиктович с готовностью помог ей переместить всё, что возлежало на нём, на стол. Секретарь пожелала приятного аппетита и ушла, а Пётр Алексеевич с Бенедиктом Бенедиктовичем вновь остались одни.

«По рюмочке, – исполняющий функции хозяина Бенедикт Бенедиктович взялся за принесённый вместе со всем остальным наполненный чем-то графинчик. – Коньяк, надо вам признаться, здесь не супер. Очевидный фальшак. Но за неимением лучшего… позвольте… За ваши успехи! Чтобы всё у вас получилось, как вы сами этого хотите. А хотите вы, насколько я разумею, ни больше ни меньше… – Ну наконец-то, пошёл хоть какой-то предметный разговор! – В беседе с Николаем Юрьевичем, когда он спросил, чем бы вы хотели порадовать местных театралов, вы признались, что намерены привезти и показать свою, так сказать, классику. Спектакль “Аргонавты”. Вершина, можно смело утверждать, вашего ещё… предэмиграционного. Когда вам было так плохо! Когда вас все кусали, а вы только огрызались и мечтали о свободе. Ваши побуждения, Пётр Алексеевич, мне, как человеку относительно близко к сердцу принимающему всё, что относится к театру, очень даже понятны, но… Позволю напомнить Гераклитово… По-человечески понятно и естественно ваше желание ступить в ту же реку. Реку вашей относительной ещё молодости, но река-то эта, я вас уверяю, совсем не та. Не обмелела, нет! Тут несколько другое. Вашим “Аргонавтам”, в какой бы аранжировке они ни были, нужны не сценические подмостки, а… скажем, подземелья с прячущимися в них первыми беднягами-христианами. Там ваш спектакль ещё мог бы получить какой-то адекватный отклик. Но здесь и сейчас?.. В современной, становящейся на новые цивилизационные рельсы России? Которой начхать на аргонавтов вообще и на ваших в частности. При этом, вы уж извините… вам-то, может, и ничего, а вашим американским питомцам?.. С их ещё юношеской уязвимостью, с особенно пылкой потребностью успеха. Очень сомневаюсь, что, если будете настаивать на “Аргонавтах”, они сей успех обретут. Скорее, полное недоумение. Я говорю о зрителе.

В лучшем случае – вежливое похлопывание. Вам их, я говорю о вашей юной поросли, не жалко?..»

И только сейчас Пётр Алексеевич решился прервать это не знающее удержу словоблудие. Но, прежде чем остановить, про себя подумал: «Вот вам и не критик! Вот вам и представитель какой-то там транснациональной корпорации. А рассуждает как вроде уже канувший в Лету, ушедший в небытие советский третьеразрядный чинуша от культуры». «Простите, а можно, наконец, узнать – а то мы с вами разговариваем как в потёмках – кто вы вообще такой, чтобы судить-рядить о моих “Аргонавтах”? Что вообще понимаете в театре? Откуда эта ваша уверенность, будет у нас успех или нет?» Пётр Алексеевич начал кипятиться, а Бенедикту Бенедиктовичу как будто хоть бы что. Даже, видимо, довольный реакцией им только что ужаленного человека, улыбается. «Не гневайтесь, Пётр Алексеевич! Я пока сказал только “а”, а вы уже выходите из берегов, мечете, аки Зевс, громы и молнии. Ох уж этот ваш темперамент! Имейте терпенье послушать и “б”, и тогда ваше мнение обо мне и моих уверенностях, возможно, изменится. Хорошо, больше не будем о вашем прежнем. Поговорим о настоящем. В репертуаре вашего театра есть другой… замечательный спектакль. Тот, что вы показали совсем недавно. Вы, наверное, уже догадались… Да, я говорю о ваших “Трёх сёстрах”, Пётр Алексеевич. Подчёркиваю, “ваших”, а не чеховских. Потому что ваши “Три сестры” это не Чехов, это нечто прямо противоположное. Это анти-Чехов! Этим-то как раз и замечательно ваше прочтение классика. Ваше сугубо авторское. Что вы переиначиваете. Есть ещё другое слово: перелицовываете. В этом суть и девиз и всего того, что делаем и к чему стремимся мы. “Мы” – то есть наша корпорация. Конверсия, Пётр Алексеевич. Превращенье и перерожденье. Именно это нас так с вами и роднит. А вас… вас, пожалуй, ставит в первую десятку самых выдающихся театральных режиссёров современности. Подчёркиваю, “пожалуй”. Это всего лишь скромное мнение – пусть и не рядового, но всего лишь человека