С Ненилой Фёдоровной (так звонившая себя отрекомендовала) Пётр Алексеевич если когда прежде и встречался, так только в годы своего младенчества, о которых уже ничего не помнил. Долгоруковы достаточно распространённая, знатная фамилия. Разными они были – «высокие», «средние», «низкие». Словом, от холопов до князей. Предки Петра Алексеевича явно из холопов. Но сумевших выкарабкаться до положения «средних», то есть мещан. Однако события Октября семнадцатого растопили весь их скудный, накопленный за предыдущее столетие жирок, и все Долгоруковы (из тех, кто, конечно, выжил), из которых вышел и дед Петра Алексеевича, вскоре преобразились в общую серую советскую массу, в которой уже не было ни низов, ни верхов. И в которой так легко было затеряться!

«Слушай, Станиславский, – заявила Ненила Фёдоровна при первой же их встрече в доме в Рослиндейле, где она гостила с внучкой у своей подруги с таким же, как у Петра Алексеевича, краснохолмским прошлым, – тебя же, чудика, царя горохового, надо спасать». – «Зачем?» – удивился недоумевающий Пётр Алексеевич. «Затем, что ты тонешь. Я же справки о тебе навела. Ты же тут загибаешься! Да ладно, ладно, не надо мне эту лапшу… У меня свои и глаза, и ухи есть. Знаю, как тут тебе. Вертайся-ка к нам в Краснохолмск. Коммуняков, тебе ненавистных… и мне, кстати, тоже… у нас уже никого не осталось, все до единого перекрасились, а мой сынок Колька сейчас там самый главный. И не какой-нибудь… секретаришка. Гу-бер-на-тор! Власти у него – немеряно. Чего хочу, то и ворочу. Всяко тебе стать на ноги поможет. Бизнес хоть свой театральный как-то нормально наладишь. Как у Немировича-Данченко. А не эти жалкие соплишки, что здесь».

Тётушка оказалась на удивление информированной, знала многое, чем жил и чего в первую очередь недоставало племяннику – должного к себе уважения, вниманья. Donations, наконец. По-русски это, скорее, называется «пожертвования». Разговор был долгим. Первоначальный скептицизм Петра Алексеевича постепенно сменился… не то чтобы энтузиазмом, скорее – повеяло прежним, ещё в молодые, свежие годы испытанным на себе ветерком удалого флибустьерства: «А где наша не пропадала?» Итог разговора был таков, что вначале Пётр Алексеевич приедет с ознакомительным или, как стало это называться, «выставочным» визитом. Оглядится, что и как, сам посмотрит на других. А там… даст бог… если поднявшийся или, точнее, поднятый тётушкой Ненилой ветер подует в паруса… почему бы, в самом деле, и нет?

Тётушка уехала, Пётр Алексеевич остался. Пошло время; месяц, другой – ничего не происходило, и к Петру Алексеевичу вернулся прежний скептицизм. В самом деле, ну наобещала взбалмошная (да ещё после пары стопок виски) старушенция с три короба; Пётр Алексеевич под воздействием того же виски поверил, но на этом всё и закончилось.

Однако примерно через пару месяцев Петру Алексеевичу вновь неожиданно позвонили. На этот раз разговор шёл на английском. Звонивший мужчина отрекомендовался представителем транснациональной некоммерческой корпорации «Conversion», что можно было перевести как угодно: от «конверсии» до «преображения». Заявил об их желании воспользоваться услугами Петра Алексеевича при сценическом оформлении ежегодного чествования какого-то мифического языческого бога Вали, которое в феврале следующего года должно состояться в родном для Петра Алексеевича городе Краснохолмске. И вновь с Петром Алексеевичем произошла примерно такая же трансформация, как и в прежнем разговоре с тётушкой. Вначале воспринял это предложение как розыгрыш, никак не связав его с состоявшейся ранее встречей и посулами Ненилы Фёдоровны. «Какой ещё там “языческий бог”? Что за ерунда! Да ещё и в Краснохолмске. Чистая фантастика!» Однако, хотя бы любопытства ради, от встречи со звонившим не отказался. Им очутился самый заурядный клерк, каких в Америке тьмы и тьмы. Но какой бы непритязательной ни была внешность этого клерка, разговор между ними выглядел основательным и заслуживающим доверия. Петру Алексеевичу действительно предлагалось сотрудничество в организации – точнее, masterminding, что по-русски ближе к «постановочному оформлению» этого странного мероприятия. В награду за это Пётр Алексеевич мог претендовать на одно из двух: или достаточно неплохое денежное вспомоществование, или оказание funding, то есть материальной помощи при организации и сопровождении гастролей его самодеятельной труппы в том же самом Краснохолмске.