Время возвращает бег, когда Милованов, шатаясь, спускается по ступеням. На миг, всего на миг наши глаза встречаются. Секундная заминка, и я сильнее накидываю капюшон. Он меня не узнает, слава богу, мы слишком далеко друг от друга. 

Но как уложить все в голове? И главное… что с этим делать?

Когда оборачиваюсь, мужик, что пустил на кухню, оглядывает толпу. Дайте угадаю, кого ищет! Судорожно стягиваю белый халат, бросаю под столик по пути. Бреду вперед, в самую гущу, но замечаю охранника. Черт. Наклоняю голову ниже, чтобы не было видно лица. Собираюсь бежать на второй этаж, где пируют, но случайно вижу там друга отца. Мечусь на месте, слева от себя нахожу дверь «staff only», за ней коридор длинный. Пячусь по нему, оглядываюсь по сторонам – я в гребаной ловушке. 

Поспешный шаг назад, и я врезаюсь в стену. Оборачиваюсь, но это чертов Богдан с рассеченным лбом! Он глубоко и тяжело дышит, бегает глазами по лицу.

- Блть, думал, привиделось, какого ты здесь?

Он тоже слышит голоса, смотрит за спину, дергает на себя. А после запихивает в проем, что ведет в тесную комнату: два на два с душем и креслом, на котором валяется аптечка и полотенце в крови. Почему я все это подмечаю? Почему я вообще стою здесь с ним? Так близко к нему.

Его кожа блестит, он по-прежнему без майки. Черепа, набитые на груди, смотрят прямо на меня, в самую душу, пугают до чертиков. Кресты, кинжалы, разъяренный пес, ритуальные символы – что в голове у этого парня? Страшно представить. Я делаю неосторожный вдох и почти задыхаюсь от яркого запаха влажной кожи, чистой кожи без примеси искусственных ароматов. С волос на лоб падают капли воды, а края ранки над бровью все еще кровоточат. И к тому же, судя по бездонным черным, как мрак, глазам, он очень-очень злой.

Я в один миг включаюсь и хочу заорать от ужаса. Но Богдан резко закрывает огромной ладонью рот и толкает в угол, к стене. Голоса за дверью становятся громче, меня до мурашек пугает страх на лице Милованова. Прослеживаю его взгляд, вижу лишь вырванный с корнями замок. Мозг работает странно, мысли обрываются. 

Внезапно ручка опускается вниз, кто-то входит – уже не ничего не замечаю под тяжестью Богдана, он наваливается на меня. Его лицо так близко напротив, что мы дышим почти друг в друга, но все, о чем могу думать, - как гулко стучит мое сердце. Мощное эхо разносится по груди, отдается в ребра. Я никогда не испытывала ничего подобного. Ни разу. 

Делаю вдох, чтобы…

- Молчи, если жить хочешь.

- Да, круто вырубил, - раздается где-то там, за широкой спиной, - сейчас спросим. Дан!

Он резким движением отворачивает мою голову вправо, а в следующую секунду его губы уже скользят по шее. 

- О, ссорян, зайдем позже потрещать, - звучит низкий голос с веселыми нотами.

Богдан отрывается на мгновение, чтобы выдавить хриплое «да», а сразу после языком бесстыдно посылает разряды тока по всему телу. Пока мое перепуганное, шокированное сердце беснуется, отдает пульсацией в виски и… боже, стыдно даже подумать об этом. 

Я свожу ноги сильнее вместе с хлопком двери.

12. Глава 12

Богдан

Shotskiy – Дымом и пламенем

После победы все остальное звучит как будто слишком тихо в жизни. Кажется, что можешь справиться с чем угодно, что ты всесилен и несокрушим. И это самое обманчивое чувство на свете. Потому что победа – продажная шлюха. Она с тобой, пока ей выгодно, пока ты молодой, безбашенный, пока кормишь ее. Она отвернется при первом удобном случае, и тогда ты останешься совсем один. 

Победа никогда не была чем-то главным для меня. Целью – да, но не всем. Я хорошо запомнил слова моего тренера о том, что выигрывать каждый бой невозможно, что иногда нужно просто суметь выжить, чтобы завтра драться вновь. Быть упорным, не сдаваться – вот основа основ. Без прочного фундамента вся сраная жизнь – коту под хвост.