Камила приближалась к главному корпусу гостиницы, поспешно докуривая сигарету. Перед входом она остановилась, выбросила окурок, застегнула распахнутую куртку, натянула шапку, вытащив ее из кармана, и, воровато оглянувшись, поднялась по ступенькам. Я недоумевала: Камила раньше никуда не выходила, кроме как в столовую. Она не посещала бассейн, никогда не прохаживалась чинно после обеда или перед сном по аллеям, как это делало большинство, и ей не было надобности по нескольку раз в день бегать по процедурным кабинетам. Иногда она сидела в холле среди других девушек, молчаливая и отрешенная, как они, с одной разницей, что у нее не было проводков в ушах, тянущихся от электронного устройства.

Мне надо было перетащить свои вещи в новое жилище, и я пошла на второй этаж забрать их. Камила, как всегда, лежала на кровати и смотрела телик. Если бы я не видела ее несколько минут назад поспешно возвращающейся с дальнего конца аллеи, я бы решила, что она так и не вставала с места. Подозревая уже, что она не скажет правду, я все-таки спросила.

– Так и лежишь не двигаясь? Как же ты похудеешь, если только ешь и лежишь?

– Скучно мне у вас, – только и ответила Камила.

– А на танцах была? Каждый вечер здесь танцы в зале, знаешь? Ты же хотела на танцы ходить…

– Да была я вчера, посмотрела. Одни тетки старые танцуют, шерочка с машерочкой, кадриль какую-то, – насмешливо, но без улыбки, сказала Камила, как всегда, не отрывая глаз от драматического момента мультяшной истории кота и мышонка.

Я стала собирать чемодан, тщательно проверяя все полки в шкафу и тумбочке, чтобы ничего не забыть и не возвращаться еще раз, рискуя вновь вести никчемный разговор с девушкой Камилой. На всякий случай дотянулась до верхней полки шкафа, хотя точно помнила, что ничего туда не клала. Провела ладонью и, к своему удивлению, достала оттуда две пачки сигарет. Нет, не моих, а коротеньких, толстых, без фильтра. Часто такие курят работяги на стройке.

– Твои? – спросила я, держа в руке пачки.

Камила вскочила с кровати, лицо покрылось красными пятнами. В больших глазах, обычно спокойно-равнодушных, как у жующей коровы, появилось выражение гнева, почти ненависти, направленной на меня.

– Мои, а что? Вы же мне не даете больше, а я не могу без курева. Как Вас зовут, забыла. Зачем Вы полезли туда? Там Вашего ничего нет. А мне подарили добрые люди и сказали, еще дадут.

Я никак не отреагировала на ее вспышку агрессии, закрыла чемодан и направилась к двери.

– Простите меня, пожалуйста, – вдруг услышала я за спиной. – Простите, я виновата. Мама не разрешает мне сердиться на людей… Не обижайтесь на меня. Знаете ведь, что у меня с головой не все в порядке.

– Ладно, Камила, не переживай. Я тоже виновата, что обещание не выполнила. Ты таблетки хоть принимаешь? Не забывай. И помни, что курить тебе очень вредно.

– А мне теперь другую женщину поселят? Я к Вам привыкла. А Вы в каком номере жить будете? Я к Вам в гости зайду, ладно?

– Ладно, – сказала я и поспешно хлопнула за собой дверь, не сказав номер своей комнаты. Впрочем, она все равно его бы не запомнила.

Я вошла в свою новую комнату, поставила чемодан и тут же спустилась вниз, чтобы доплатить за одноместный номер и поблагодарить еще раз Екатерину Васильевну, положив за высокой стойкой коробку шоколадных конфет, заранее припасенную для такого случая.

– Ну, я тоже рада, что Вы, наконец, переехали, а то ведь с этой намаялись, поди. Не знаю, как Вы терпели, – вздохнула женщина и заговорщицки взглянула на меня.

Я сделала вид, что не понимаю, о чем идет речь.

– Разве Вы не заметили? – подозрительно спросила Екатерина Васильевна. – Ваша соседка. Все уж поняли, не я одна. И другие. Она же не в себе немного. Мы даже к ней и подселять никого не будем. Вы правда ничего такого не заметили?