Бесшумная смерть Эдуард Хруцкий

© Хруцкий Э.А. (наследники)

© ИП Воробьёв В.А.

© ООО ИД «СОЮЗ»

Наступило утро, а он был еще жив. Он чувствовал, как жизнь уходит из его когда-то большого и сильного тела, и проваливался в темноту.

Сознание ненадолго возвращалось к нему, и жгучая боль была единственным ощущением.

Единственным, что соединяло его с прошлым.

Потом и она ушла, и он окунался и ненадолго выныривал из звенящей темноты.

Он не думал и не мог думать. Он весь был захвачен ощущением ухода из жизни.

Последний раз он почувствовал боль и понял, что кто-то трогает его за плечо.

– Майор! Майор!

Он с трудом открыл глаза и увидел человека, склонившегося над ним.

Во дворе его встретил крепкий общественник Николай Петрович Соломатин. По летнему времени был он в рубашке с коротким рукавом, но с неизменной медалью «Ветеран труда» на засаленной ленте.

– Ты куда, Сергей Васильевич?

– Домой, Николай Петрович, поспать после суток.

Сказать по правде, Никольский после суток проработал еще минимум двенадцать часов, так как они ловили торговцев наркотиками в подземном переходе на Пушке.

– Сам Бог тебя мне послал, Васильич, – радостно сказал Соломатин, – сам Бог.

– А что стряслось?

– Бомжи у нас в подъезде расходились. Вчера ночью такое устроили, даже стреляли.

– Да ты что?

– Точно говорю.

– А почему не позвонил?

– Так у нас во всем доме телефон вторые сутки не работает. Банк сучий какую-то траншею копал и повредил кабель. Ты бы проверил чердак, а, Васильич?

Сергей с тоской посмотрел на крепкого общественника и понял, что придется ему лезть на чердак.

Но ничего, он сделает доброе дело по пути домой. Эта мысль развеселила Никольского, и он зашагал к подъезду дома номер пять.

На первом этаже, как водится, пахло мочой. Отсутствие общественных туалетов в районе резко сказывалось на санитарном состоянии подъездов.

Это были не просто двери, лестницы, окна. Нынче подъезды использовались целево: как сортир, как распивочная и даже как отдельный номер в гостинице.

Здесь мочились, пили водку и трахались. Поутру жильцы перепрыгивали через лужи мочи, катали ногами жестяные банки из-под пива и брезгливо косились на сморщенные презервативы, прилипшие к полу.

Но что делать, подъезды вокруг Пушки (так нынче именовали Пушкинскую площадь) были иллюстрацией новых, замечательных времен.

Лифт, конечно, не работает. Ломали его с завидным постоянством, поэтому Никольский с Соломатиным пошли пешком.

На последней площадке перед чердаком Никольский остановился, тяжело дыша. Крепкий общественник неодобрительно посмотрел на него:

– Куришь много, Васильич.

Дыхание у него было ровным, как у спортсмена.

Никольский подошел к дверям чердака, потянул их и, почувствовав кисловато-сладкий запах пороха, распахнул дверь шире.

Из чердачного окна на крыше пробивались косые солнечные лучи. В них плясала пыль. Пучок света падал точно на пистолет ПМ, валяющийся на полу. Никольский пригляделся. У ската крыши лицом вниз лежал человек в чем-то светлом, а рядом, почти у входа, еще один.

Никольский наклонился над ним и понял, что тот жив. Раненый лежал на спине, голова его была странно закинута, в правой руке намертво был зажат ПСМ, рядом валялась красная книжка. Никольский поднял ее, раскрыл. «Майор Кольцов Олег Николаевич состоит на службе в Управлении ФСБ по городу Москве и Московской области в должности начальника отделения». Сергей наклонился и не почувствовал, а скорее угадал натужное прерывистое дыхание.

Чекист был еще жив, и Никольский расстегнул на нем куртку. Плащовка задубела от крови.

– Соломатин… Соломатин, мать твою!..

– Чего, Васильич? – испуганно отозвался крепкий общественник.

– Беги к себе, бинты волоки.

– А если нет?

– Тогда тряпки чистые.

Соломатин загремел вниз по лестнице. Никольский достал сотовый телефон. Отобрали его три дня назад у одного бандюгана. Конечно, аппаратик был вещдоком, но Никольский взял его. Связь, хоть и односторонняя, приносила массу удобств. Вот и сейчас Никольский набрал номер дежурного.

– Афанасьев, давай в адрес Сытинский, 5, наряд с экспертами и скорую помощь… Убийство и раненый сотрудник ФСБ. Кстати, напомни номер их дежурного… Есть… Давайте быстрее.

Никольский набрал номер дежурного контрразведки.

– Подполковник Орехов.

– Майор Никольский из 108-го, по адресу Сытинский, 5, ваш тяжелораненый сотрудник майор Кольцов.

– Выезжаем.

Наконец появился Соломатин, он опасливо вошел на чердак, протянул Никольскому три запечатанных бинта.

– Держи раненого.

– Не могу, Васильич, – заныл общественник, – я крови боюсь.

– Держи его, падла, или я тебе кровь пущу. Никольский снял с раненого куртку, достал из кармана брюк нож-выкидуху (хорошо, что забыл оставить в столе) и разрезал рубашку.

Две пули схватил майор. Стрелял наверняка человек умелый, насадил их одну на другую.

Кольцов застонал.

– Потерпи, друг, потерпи, сейчас скорая приедет.

На лестнице послышался шум шагов. Наверх бежали несколько человек.

Сергей выдернул пистолет, дослал патрон в ствол. Мало ли кто поднимается сюда. Может быть, братва хочет своего покойника забрать.

В проеме двери появилась плотная фигура.

– Стоять, – скомандовал Никольский. – Руки, стреляю.

– Майор Никольский?

– Да.

– Я полковник Меньшиков из ФСБ.

– Документы.

– Убери ствол, майор, дай руки опустить.

А в проем двери лезли люди в белых халатах.

– Это городская скорая? – спросил Никольский Меньшикова.

– Нет, наша, с Пехотной.

И Сергей подивился оперативности контрразведчиков. Отделение было в семи минутах ходу, а опергруппа еще не приехала, о скорой помощи и говорить нечего. Меньшиков присел рядом с раненым, осторожно разжимая пальцы, вынул пистолет из руки.

– Кольцов… Кольцов… Олег… Слышишь меня? Раненый молчал, смотрел незрячими, широко открытыми глазами в потолок.

– Постойтека… – Меньшикова оттеснил врач.

Над раненым заколдовали медики. Оперативники перевернули убитого. Пуля попала ему точно в переносицу.

– Смотри, как вложил, словно в мишень, – удивился один из оперов.

– Он чемпион управления по стрельбе, – сказал Меньшиков.

А оперативники вытаскивали из карманов убитого ключи от квартиры, плотную, согнутую пополам пачку долларов, две запасные обоймы к пистолету, нож-выкидуху, темно-вишневое сафьяновое удостоверение. Меньшиков взял его, повернул к свету.

– Международный фонд борьбы с преступностью. Сергеев Леонид Петрович, помощник президента. Ишь ты, на русском и английском. Вот, майор, – он повернулся к Никольскому, – раньше у бандюг удостоверения охранных фирм были, а нынче правоохранительных фондов. На, читай.

Никольский взял книжечку и прочел магические слова: «Предъявитель сего имеет право на ношение и хранение огнестрельного оружия. Всем работникам правоохранительных органов и спецслужб надлежит оказывать всяческое содействие владельцу настоящего удостоверения».

– Круто.

– Штампуют это дерьмо, – зло сказал Меньшиков, – а некоторые попадаются, особенно в провинции. Рвань. Международный фонд.

– А что, есть такой?

– Их знаешь сколько! Хата. Контрольный телефон, факс. Таинственные президенты. Связь с миром. Они даже премии и награды свои раздают. Подстрелят такие помощники нашего или вашего парня, а президент потом тысчонку долларов в госпиталь привезет. Да еще непонятным знаком наградит.

– Так куда же вы смотрите, товарищ полковник? – усмехнулся Никольский.

– Подожди, майор, и до них доберемся. Главное – те, кто их прикрывает. Вожди новые.

– Ну, тогда дело пустое.

– Не скажи. Ты сам рапорт напишешь?

– Да, сейчас пойду в отделение.

– Я зайду к тебе.

На лестнице толпились жильцы. Выскочили кто в чем. И Сергей подумал о том, что еще несколько лет назад все они были бы на работе. А сегодня…

Он спускался через строй жгуче-любопытных взглядов. Конечно, Соломатин оказался в центре внимания, выглядел деловито и таинственно. Когда Никольский вышел из подъезда, подъехала опергруппа отделения. Возглавил ее лично начальник подполковник Беляков. Он вышел из газика, огляделся.

– Ну что у тебя здесь, Никольский?

– Один труп и один раненый.

Беляков одернул китель, посмотрел на оперативные машины ФСБ, на рафик горпрокуратуры и сказал с надеждой:

– Как думаешь, у нас это дело заберут?

– Думаю, да. – Сергей достал сигареты.

– Вот и славно, пойду посмотрю, что там на чердаке. Из подъезда санитары вынесли носилки.

– А городская скорая так и не подъехала! – Беляков покачал головой. – Нет порядка, твою мать. Какую страну развалили!

– Вы тоже не торопились. – Никольский прикурил.

– А у нас бензина не было, еле десять литров достал, – вмешался подошедший шофер.

Никольский оглядел двор, машины, плотных ребят из ФСБ, своих коллег в затертой форме, повернулся и пошел домой. Еще год назад он бы сам начал отработку жилсектора, поставил бы на голову агентов, зашустрил бы на Пушку. Еще год назад. Ровно год назад его сняли с должности замначальника отделения по оперчасти, и он опять пересел в свой маленький кабинет, который делил с молодым лейтенантом Мишей Лепиловым. В начальниках Сергей проходил всего несколько месяцев. После истории с самоубийством крупного чиновника Шадрина, которое он практически раскрыл, его понизили в должности. И опять он стал старшим опером.

До пенсии оставалось почти четыре года. Но Сергей по сей день не знал, уйдет он или нет. Шутка ли, почти шестнадцать лет проработать на одном месте и, что немаловажно, рядом с домом. Уже подходя к своему подъезду, он вспомнил, что обещал полковнику из ФСБ написать рапорт. Никольский вошел в пустую, гулкую квартиру. Сел за стол и написал нужную бумагу, потом позвонил Мише Лепилову и попросил зайти и забрать ее. Все. Хватит. Он устал. Он будет спать.