.

Помимо голода, беспризорные страдали, конечно же, и от холода: «…летом у них была главная забота – добыть хлеб, зимой добавлялась еще одна – спастись от холода», – вспоминает Алексей Кожевников, в 1922–1924 годах воспитатель одного из московских приемников-распределителей, впоследствии писатель. «Никто не ждет так сильно лета, никто не любит его так, как ждут и любят беспризорники»[61].

С первым весенним солнцем они отправлялись на юг. Когда кончалось лето, возвращались в большие города, чтобы перезимовать в приемнике-распределителе или в детском доме: там можно согреться и прокормиться. А весной снова отправлялись в путь. Эти «сезонные бродяги» (сезонники) после первых поездок хорошо знали области, по которым пролегал их путь. В голове у них была карта железных дорог, по которым они периодически ездили то в одну, то в другую сторону, и станций, где можно было «запастись провизией» (прося милостыню или воруя) или перезимовать. В середине 1920-х годов Маро (псевдоним М. И. Левитиной) в своей книге обобщила имеющийся на тот момент материал о беспризорности и заметила, что у этих детей и подростков формируется особое географическое представление о Советском Союзе:

Волны детей направляются в Крым, на Кавказ, в Ташкент. Не устроившись там, они возвращаются, но не в исходный пункт, не на родину, а в центральные губернии или на Украину. Беспризорный ребенок и подросток изучил своеобразно географию Союза, изучил ее на опыте, действенно. Для этого беспризорного родина, как одно место, почти пустой звук[62].

Найти ночлег

Для беспризорных, сошедших с поезда в Москве, Казани или в каком-то другом городе, главная проблема заключалась в том, где укрыться от холода и переночевать. В начале 1920-х годов холодными зимними вечерами улицы были пусты: не у кого попросить милостыню, да и грабить некого. У вокзалов, среди почерневших от копоти сугробов, шныряли лишь беспризорники, озабоченные поиском места для ночлега. Список мест, где можно было переночевать, длинный: вагоны стоящих в тупике поездов, брошенные на реках баржи, подъезды и подвалы домов, старые деревянные бараки, да просто улица, а если повезет – улечься под балконом, в мусорном баке, на кладбище и так далее; или свернуться калачиком под деревом, где поутру найдут замерзшее, припорошенное снегом тело (многие дети, как свидетельствуют фотодокументы, таким образом погибали). Любимым местом ночлега у беспризорных были асфальтовые котлы, которые в те годы в большом количестве стояли на улицах Москвы. Вечером, когда рабочие уходили, беспризорные собирались вокруг горячих котлов, чтобы погреться, а когда котлы остывали, забирались внутрь, чтобы переночевать, тесно прижавшись друг к другу. Беспризорные и вожделенный асфальтовый котел – один из характерных образов того времени, его можно увидеть на фотографиях и в рассказах, например в «Асфальтовом котле» Виктора Авдеева. «Небось видал на улицах котлы, в которых асфальт варят? Ваш брат беспризорник частенько в них ночует. Вот туда свалим всех скопом, разведем огонь и… переплавим», – говорит один из героев повести[63].

Им, беспризорным, приходилось нелегко, особенно по ночам, когда патрульные отряды, состоявшие, как правило, из сотрудников ЧК, а с 1922 года – ГПУ, а также членов организаций по «борьбе с беспризорностью», рабочих и комсомольцев, пытались выманить их из укрытий. 25 марта 1926 года в газете «Правда» появилась статья, описывающая один из ночных рейдов и передачу задержанных детей в приемник-распределитель. Патрульный отряд возглавляла Ася Калинина, руководитель Совета по оказанию помощи голодающим детям, молодая большевичка в характерной кожанке, вооруженная револьвером.