Я пыталась делать наброски, но он стеснялся и уходил в сад. Не любил он и фотографироваться. Садился где-нибудь в тени и на фотографии плохо получался. Однажды мы (я, Олег и В. К.) чинили крышу, застилая ее новым рубероидом. Когда наша работа подходила к концу, мне удалось сфотографировать В. К., так как при своей хромоте быстро спуститься с крыши он не мог. Он смущенно улыбался и повторял: «Да ладно тебе».

Рисовала я не только Василия Ксенофонтовича. Набираясь впечатлений, ходила к Волге, смотрела на ветвистые деревья на ее берегах и на деревни, похожие на кучки опят, от них веяло чем-то древним. Вода, берег, горящий бакен. Но только захочешь воспроизвести это, сразу поймешь, как все это трудно, таинственно и в то же время удивительно просто.

Олег звал отца на Волгу рыбачить, но В. К. отказывался, говоря: «Куда мне за вами поспеть! Я только по саду хожу». На следующее утро Олег взял удочки, заготовил червей, захватил хлеба для прикорма рыбы, получил наставления отца и вместе со мной и своей сестрой Ириной отправился ловить рыбу. Утро выдалось очень туманным, но солнце поднималось все выше, и пейзаж изменился, стал более жизнерадостным. Я, не теряя времени, принялась рисовать небольшое рыболовецкое судно, мирно дремавшее в сизом тумане на зеркальной воде.

Муж удачно порыбачил, поймал несколько окуней и красноперок, но отец подсмеивался над его уловом. Тогда Олег договорился с друзьями, и мы на катере поплыли к рыболовецкому судну и купили огромного жереха. Рыба эта, как и судак, сазан, лещ, сом, залегает на зимовку в ямах и называется ямной.

Вечер мы провели на берегу реки у костра, варя в большом казане (котле) свежую уху. Мы также купили несколько килограммов леща, и я первый раз в жизни солила и вялила рыбу. Потом зимой мы угощали родных и знакомых своими заготовками.

Дом стоял на Красном бугре, а вокруг находилось бесчисленное множество поросших камышом ильменей (полупроточных водоемов) и култуков (заливов). В 150 метрах от дома протекал ерик Хурдун, откуда насосами качалась вода для полива садов и хозяйственных нужд поселян. Лидия Кузьминична первым делом каждое утро поливала свой сад, а потом уже жарила лепешки и звала всех к чаю. Вечером она садилась за шитье и вышивку, шила наряды дочкам, внучкам, соседям. Все любили ее творения. Василий Ксенофонтович говорил: «Сохранение традиционной русской культуры необходимо. Славянский народ любит свободный покрой одежды, а тяжелый боярский наряд – следствие татарского влияния на славян

ские традиции. Петр Великий был убежден в этом». В. К. вспоминал и Александра III: «В конце прошлого века армия получила военное платье русского покроя. Сам царь всегда носил новый русский мундир. Русская армия получила удобное и практичное обмундирование».

В детстве девочки щеголяли в вышитых блузках, а Олег – в красной русской рубашке с кушаком.

Закончился наш отдых. Потом в Ленинграде мы вспоминали его, писали письма в Астрахань и получали весточки сами.

«Анжелика и Энгелина Ефремовна, поздравляем вас с праздником, желаем вам крепкого здоровья, счастья во всем, отличного настроения. У нас весна, на деревьях набухают почки. Разделываем грядки, скоро будет редиска, которую я посадила в январе. В апреле буду рассаживать клубнику. В комнате уже рассада перцев, помидоров. Помидоры набирают цвет. Взошли огурцы. Пишите, как течет ваша жизнь. Абрикосы поспевают 15—20 июля. Олегу лучше отпуск взять осенью. Поцелуйте за меня Настеньку. Анжела, пришли свою мерку. Целую всех. Ваша мама».

В следующий раз мы приехали в Икряное в конце мая 1985 года. Много было работы в саду. Акименко, друг мужа, дал нам машину «газик», и мы поехали за покупкой металлической сетки для ограды. Разговоры о замене камышового забора шли каждый год. Сетка была куплена, и начались работы. Мы врыли новые деревянные столбы, сделали новую калитку, скосили траву, натянули сетку. Сад стал еще просторнее. Мы засыпали дорожки гравием и забетонировали их. Сад преображался. После работы мы ходили купаться на реку. Покупали фрукты и другие продукты и вечером, когда жара спадала, с удовольствием ужинали. Привезли однажды среди дня дрова для отопления зимой. Никого не было дома, кроме меня и Василия Ксенофонтовича. Нам двоим пришлось разгружать машину и потом закатывать большие чурбаны в сад. В. К. ковылял, кряхтел, но работал быстро. В 1987 году мы приехали к бабушке с дедушкой уже с двумя внучками – Настей и Ярославной. В саду играл еще внук Антон (сын Иры). Дети стали весело играть, забавляя взрослых. В. К. болел, подолгу лежал на своем маленьком топчанчике. Я рассказывала, как лечились на озере Селигер в пещерах. Во время войны там был госпиталь. Соляные пещеры помогали многим. Об этом мне рассказывала моя бабушка. В. К. вспоминал свою молодость и говорил, что он там тоже был. Мы с мужем ездили в Астрахань, искали нужные лекарства. Василий Ксенофонтович, несмотря на тяжелый недуг, всегда оставался оптимистом. Страдания, пережитые в детстве, не сломили его. Через всю жизнь он пронес веру в великую и сильную Россию. Он говорил: «Она вернется к своим многовековым традициям. Народ научится не разрушать, а созидать».