Много разговоров было у мамы и В. К. о войне. Ей было 13 лет, когда началась война. Очень быстро гитлеровские войска подошли к Ленинграду, и в городе начали организовываться госпитали. Моя бабушка работала в институте акушерства и гинекологии. В годы войны ей было поручено переоборудовать его в госпиталь (ЭЕ 1015), специализирующийся на черепно-мозговых и челюстных ранениях. Мама сначала работала там санитаркой, потом телефонисткой, а потом ее стали готовить на операционную медицинскую сестру. Она сопровождала санитарные машины, забирала с поля боя раненых, оказывала им первую помощь и доставляла их в госпиталь.

Мама рассказывала, как они выхаживали раненых и как сами чуть не умерли от дистрофии. Бабушка являлась комиссаром госпиталя и могла бы рассчитывать на хороший паек, но не пользовалась этим.

Василий Ксенофонтович рассказал, как он встречал эшелоны из Ленинграда и распределял эвакуированных граждан на квартиры. Люди были истощены до предела, но их рассказы внушали другим веру в победу.

Лидия Кузьминична также рассказала о своем военном прошлом. В связи с частыми переездами она долго не оформляла документы, что была в войну медсестрой. Это сделали мы с Олегом. В военкомате нас выслушали, сделали запросы в архивы, и справедливость восторжествовала. Моя мама помогла разобраться с документами, помогла составить заявление и отвела Лидию Кузьминичну к военному комиссару. Через несколько лет Олег обратился в военно-медицинский архив, где были найдены дополнительные документы, и Лидия Кузьминична получила дополнительную пенсию! Это было уже в 1997 году!

Старшему поколению есть что вспомнить. На их долю выпало много испытаний, но они не стали пессимистами, а, наоборот, радовались жизни.

Мама вместе с Лидией Кузьминичной вместе хозяйничали по дому, вместе бродили по Астрахани, рассматривали старинные постройки и Астраханский кремль. Через несколько дней мы с Олегом также посетили Астрахань, а две бабушки (Лида и Геля) в это время нянчились с внучкой Настенькой. Ей тогда было 8 месяцев. Олег рассказывал об истории края, мы гуляли, навещали его друзей. Дедушка тоже очень любил возиться с внучкой. Он брал ее на руки, но она ни минуты не сидела спокойно, вскакивала на ножки и начинала прыгать у него на коленях. Кисти рук у него были очень большими. От этого казалось, что тела у ребенка почти нет, а прыгают только ноги и голова. Если ребенок был чем-то расстроен, то дедушка пел песенки, частушки и хлопал в ладоши. Иногда он садился к пианино, и они вместе с Настей играли что-то невообразимое. Это ей нравилось. И вот уже бабушка Лида помогала этой крохе самой играть на пианино. Я сфотографировала их. Каждый день я набирала воду в детскую ванну и купала дочку, опуская ее в воду с головой. Брызги летели во все стороны, шумели листья вишни у нас над головой, а в саду смеялся дедушка, наблюдая за купанием. Вечером под этими же деревьями он устраивался на ночлег на кровати с пологом. Обычно ночи под открытым небом проходили спокойно, но иногда из-за пыльных бурь приходилось уходить в дом. По вечерам любили пить чай и разговаривать. Жизнь шла тихо и спокойно, но однажды в сад, а затем в дом забрался вор. Все были напуганы. Успокоил нас Василий Ксенофонтович словами: «Страшнее Ипатьевского подвала ничего не может быть, там расстреливали. Вор же случайный человек».

Он взял топорик и пошел спать в сад. Мы же долго не спали, обсуждали происшествие.

Внешность В. К. была такой, что я испытала нетерпение, которое хорошо известно художникам, видящим, наконец, модель, которую хочется нарисовать. Выразительные глаза, затененные карнизом густых бровей, поразили меня своей мудростью, как будто они впитали в себя жизнь века, его боль. Сухощавое лицо пергаментного цвета.