– Петрович, ты прям как Волков лечишь.

– Значит, правильно ваш Волков лечит.

Ага, прям сам доктор Айболит. Вертел я этого дядю. Но Петровича все же уважаю.

– Так что давай, тренировка четыре дня в неделю. Сначала по часу. Дальше дольше, чаще и усердней. Начинаем с завтрашнего дня. Если просрешь шанс, то или сторчишься, или сдохнешь в канаве.

– Перегибаешь, Петрович, – свожу брови к переносице.

– Поверь, сынок, я еще ни разу не ошибался, – без прежнего напора отвечает он. – Но выбирать тебе.

Не люблю, когда меня жизни учат или свои советы гребаные советуют. Но сейчас Петрович прав. Много, кого я знал, уже не топчут землю. Пацаны по наклонной быстро пошли. А мне нельзя. Мне, мать его, еще и каким-никаким примером надо быть для младшего брата, пока ему восемнадцать не стукнет.

– Лады, – поднимаюсь и топаю на выход.

Петрович провожает, сверля меня тяжелым взглядом.

Выхожу к парковке, где уже трется Осипов. Еще и с какими-то бабами.

– Ну че, Ромыч, погнали на движ?

– Без меня. Я передумал, – подкуриваю и едва успеваю выпустить дым, как снова на глаза попадается скромняха.

Стоит недалеко от колледжа на остановке и то и дело поглядывает на часы. Ее фигурку заливает солнечным светом. Но кажется, что это она светится изнутри. На ангела похожа. Но ничего, скоро этот ангел станет падшим. К моим ногам.

– Бро, да харош на нее пялиться, она же сейчас в обморок грохнется от такого, – ржет Осипов.

– Неделя, Некит. И девчонка моя, спорим?

(Есения)

– Ну, Есь, рассказывай скорее. Как прошел день? – не терпится Лидусе узнать подробности.

– Нормально, – отвечаю, пожимая плечами. Молчу, что мне до сих пор не по себе от того темноволосого парня. Нет, он совсем не страшный, даже наоборот, очень красивый, привлекательный, широкоплечий, со спортивной фигурой. Но вот его глаза… Глаза такие, словно это прямой портал в ад.

– Нормально, и все? – возмущенно хмурится и дует губы. – Есь, ну расскажи.

И все, за исключением того, что Бессонов учится в моей параллели. Да уж. Терпеть мне теперь его странный взгляд почти три года на общих лекциях. Надеюсь, я привыкну и меня не будет это беспокоить. Не хочу заново привыкать к подколам и издевкам. Мы же взрослые люди, в конце концов.

– Лид, у нас всего-то было общее собрание и две пары. Но с завтрашнего дня будет полноценное расписание, – аккуратно вешаю одежду в шкаф, пока болтаю с сестрой.

– Да блин, я ж не про учебу, Есь.

– Кстати, насчет этого. Я видела, как ты подвернула юбку на подходе к школе, – разворачиваюсь и строго смотрю на Лидию.

– Ты же не расскажешь родителям? – испуганно сжимается в кресле, но во взгляде читается протест. – Есь, я просто не хочу отличаться. Не хочу, чтобы надо мной шутили и смеялись, понимаешь? Я хочу быть такой же, как все.

– Говори тише, пока мама не услышала о том, что ты говоришь, – грожу ей пальцем. – Хочешь быть грязной? Распутной? Как все?

– Есь, – уже шепотом. – Неужели тебе самой иногда не хочется свободы, а? Не хочется коснуться того, кто нравится? И это не грязь, сестрица, а простые человеческие желания.

– Что ты такое говоришь, Лида? Что значит, нравится? Мы должны быть чистыми и хранить себя для своего будущего мужа. А о своих желаниях лучше помалкивать.

Лида вскакивает с кресла и обхватывает себя руками. Глаза наполняются влагой.

– Есь, – отвечает дрожащим голосом. – Я не хочу замуж. Не хочу делить постель с тем, кого выберет мне отец. А вдруг он мне не понравится? Я не хочу так!

– Лидусь, успокойся, – подхожу к сестре и обнимаю ее, прижав к себе. – Почему ты сейчас об этом беспокоишься? Тебе еще далеко до этого. Все будет хорошо, вот увидишь. Папа любит нас и выберет нам в мужья самых достойных мужчин. Они будут добры, честны, заботливы.