– Эй! – Я рассерженно обернулась к Кэсс. Когда успела растрепать?

Кэсси наклонила голову и широко улыбнулась. «Ну а что такого?» – словно спрашивала она, пожимая плечами.

– Слушай, ты большая девочка, тут нечего стесняться. – Все дружно закивали. Сестринство избавилось от последней девственницы, ура!

– Тогда это и правда любовь.

– Джекс, ну расскажи… Что он вчера сделал? Почему ты на него обижена?

Я обреченно закрыла руками лицо. Ужасно не хотелось снова врать про вчерашнюю ночь, которой не было, но мне на помощь пришла худышка Мэгги Доусон.

– Может, стоит его покормить? Вечер уже.

Тут я уже не выдержала:

– Господи, Мэгз, он тебе что, собака приблудная? Захочет есть – уедет. Транспорт у него под боком.

– Но он до сих пор сидит. На солнце. На жаре.

– Не знала, что ты такая принципиальная, Эванс.

Вот же засранец. Теперь они ему еще и дружно сопереживают.

Сделав вид, что возможный голодный обморок Бланжа меня совершенно не волнуют, я засунула в рот один «Доритос» и снова уткнулась в книжку. Но идиллия продлилась недолго. В комнату вошла Бет и протянула мне какой-то сверток.

– Тебе передали.

– Это от него? Любовное письмо? – тут же переполошились девчонки, подскочив со своих мест, но Кэсс одним лишь взглядом усадила всех обратно.

– Отстаньте от Джеки, пусть сначала сама прочитает.

Я развернула лист. Внутри оказалась квитанция с просрочкой платежа за дом. В центре сиял красный штамп, а сверху было приписано синей ручкой: «Я твой последний шанс» – и ниже: «Ты выйдешь за меня, Эванс?»

– Ну что там? – вытянула шею Сандра.

– Подожди, она аж в лице изменилась. – Это уже подметила Мэг.

– Так, всё, расходимся! – скомандовала Кэсси и принялась выталкивать всех за дверь.

– Эй, нам же интересно, чем дело кончится!

– Из окна посмо́трите.

– И Джекс так и не рассказала, что за история у нее с Бланжем…

– Никакой истории. Член у него маленький, вот и все.

По ту сторону двери раздалось дружное хихиканье.

– Кэсс, – я аж ахнула, – ну зачем ты так сказала?

– А нечего на наше губу раскатывать! Там уже десяток претенденток выстроилось, и чем дольше он сидит, тем выше его акции на рынке потенциальных кандидатов в чужие постели, а ты по натуре неконкурентная от слова «совсем». Так что демпингуем немного парня.

Как бы я ни противилась, не смогла сдержать улыбку, а подруга присела рядом, обняв меня за плечи:

– Ну что там?

– Я боюсь, Кэсси. – Конечно же, я не стала объяснять, чего именно. Уже гораздо позже, трижды пожалев, я стану размышлять о том, почему в тот день согласилась на эту сделку. Почему пошла против своих моральных принципов, не побоявшись еще и законы страны нарушить. И не найду ответа.

Может, этот красный банковский штамп определил исход, или целая женская коммуна, решившая во что бы то ни стало сыграть роль свах-крестных, или острое желание что-то наконец в своей жизни изменить, а может, я просто устала и поэтому подумала: «А пускай этот придурок придет и устранит все мои проблемы», вот только не подумала, что, если пускаешь придурков в свою жизнь, готовься к тому, что все в ней пойдет кувырком.

– Слушай, Джекс. – Кэсси обняла меня, истолковав мое молчание, конечно же, по-своему. – Я понимаю, это сложно. Особенно после всего, что случилось с твоей мамой, и прочего дерьма. Мне очень жаль, ты ведь это знаешь. Но этот парень, кажется, и правда по уши. Вон он, все еще сидит ждет.

– Думаешь, стоит к нему выйти?

– Иди, – кивнула она на дверь. – От того, что вы поговорите, хуже точно не станет. – А потом заговорщически добавила: – И не возвращайся, пока хотя бы не поцелуешь его.

Я представила себе эту картину, и меня передернуло, но решение было принято.