А вот теперь пора…
– Из кролика?!
Перевожу взгляд с мамы на тарелку. Но это так вкусно, черт возьми, да и запах, от которого меня воротило в детстве, теперь притягивал невмоготу. Повзрослела, кажется.
– Что ж, значит, пришло время для кролика. Как для оливок нужен свой возраст, так и здесь, – пожала я плечами, но пока больше к блюду не притронулась.
С детства не любила ни жаркое, ни кролика.
– Ты ненавидела это блюдо и крольчатину все свои двадцать два года. Ты случаем не беременна, Вика?
Вопрос звучит прямолинейно, но тихо. Пока моя рука дрогнула, а вилка ударилась о керамику, в моей голове пронеслось много чего нехорошего. Например, что отец мог услышать ее вопрос. Или то, как мне сейчас сильно хотелось встать из-за стола и уйти, ведь нельзя говорить такую ерунду во время ужина!
Отодвигаю тарелку, с укором посмотрев на маму. Признала, что в ее глазах не было осуждения, но это не смягчило мой тон:
– Нет, мама. Это невозможно. Я пью таблетки.
– Я просто спросила, – пролепетала мама, скупо улыбнувшись, – у меня в положении кардинально менялись вкусы, и однажды твоя покойная бабушка задала мне этот же вопрос.
– Все, мама! – я встала из-за стола, расстроенная и подавленная.
Наверняка уже решила, что я забеременела до брака… Вот бы потом гордились мною.
– Ну, а доесть? Посиди еще рядом, дочка. Успеешь созвониться со своим Андреем.
Я села, а через несколько минут от Андрея пришло сообщение, что ему придется задержаться в командировке. На три дня.
– Андрей написал, что ему придется задержаться. В среду, пишет, приедет, – тихо говорю маме, доедая то самое жаркое.
Вкусное, не отмажешься. И мама была рада, что мне это блюдо, наконец, пришлось по душе.
– Ну, дочка, работа такая, – поддержала мама, – доедай и пойдем в зал, посидим немного, поболтаем, телевизор посмотрим. Папе скажем бронь на билет отменить, на другое число забронировать.
Мы расположились с ней в зале, отец был во дворе – копался возле своей машины. Как же не хотелось уезжать из родительского дома, кто бы только знал! И запах тут родной, и постоянно накатывали воспоминания о том, как мы с соседскими девчонками бегали по двору, по здешним улицам и породнившимся улочкам. Многие из тех девочек уже давно замужем, они окончили местный техникум и лишь единицы уехали в город, а парни почти все остались здесь – после армии сразу по контракту начали трудиться.
– У вас все хорошо? – нарушает мама тишину.
– Да, мам, – без заминки отвечаю я.
Зачем тревожить ее сердце? Она тяжело пережила мой уход из дома, она должна верить в мое счастье.
К тому же, я счастлива. Разве я вру?
– Я рада… Ну, а детишки когда? Андрей твой ведь хочет детей?
– Конечно, он мечтает о детях. Мне кажется, что он хочет этого даже больше, чем я, – улыбнулась я.
– Значит, мы и правда ошиблись в нем. Ты прости, но твой уход подкосил нас. Это очень настроило против него, но если ты счастлива, то мы рады.
– Все к лучшему. Я ведь на очное поступила, когда уехала отсюда, а это совсем другое. Это иной уровень образования…
Мама молча кивнула и обняла меня.
А еще через несколько дней Андрей по видеозвонку сообщил, что его рейс в воскресенье. То есть он задержится еще на четыре дня.
– Андрей, что мне снова сказать родителям? – я была расстроена.
– Милая, это работа. Тебе тоже придется разъезжать по командировкам, ты тоже будешь задерживаться. В конце концов, ничего не говори и поезжай домой. Я скоро приеду к тебе.
Мысль быть наедине с Тимуром портила все настроение и пробуждала страх, поэтому родителям я еще ничего не сказала.
Но пока я думала о Тимуре и о том, что сказать родителям, мои мысли внезапно материализовались. И на пороге появился ОН. Тот, что отговаривал меня от поездки и чьи слова я воспринимала не иначе, как бред.