Вроде бы я ничего о мести не написала, поэтому забраковать моё послание женщина не сможет. Надеюсь, она передаст его Вадиму, а он сумеет вытащить меня. Поймёт ли он, что именно я хотела передать в этой записке? Остаётся надеяться, что да.

На втором клочке бумаги пишу адрес.

- Передайте это ему, а когда он поможет мне доказать невиновность, я щедро вознагражу вас. Только, молю, не выбрасывайте эту записку. Это вопрос жизни и смерти.

Женщина прячет обе бумажки в карман, хмыкает, что она с преступниками не связывается вообще-то, а меня считает именно такой, и всё-таки сделает всё возможное.

Время тянется ужасно медленно, но вот уже полицейские входят в палату, застёгивают на моих запястьях наручники и ведут меня к машине.

Найдёт ли меня Кирьянов?

Получит ли моё послание?

Я знаю, что выйти на меня ему не составит труда, если он захочет этого. Наверняка меня он не может терпеть точно так же, как и моего мужа. В своё время Павел нажил себе немало врагов, но я понятия не имею, к кому ещё можно обратиться. Больше всего он боится именно Кирьянова, и на эту точку я должна надавить.

Вадима муж называл дьяволом во плоти, радовался, что сумел переиграть некогда лучшего друга, а теперь заклятого врага. Кирьянов безжалостен, он не спускает с рук и обиды, и мне приходится рассчитывать на эту сторону его характера, надеясь, что он поможет мне хотя бы выбраться отсюда.

Паша всё рассчитал, но даже предположить не мог, что упёк за решётку беременную жену, которая вернётся за своим. И тогда меня уже ничто не сможет остановить.

- Шевели ногами, не вышагивай, как по подиуму! – толкает меня в спину полицейский.

Резко оборачиваюсь в его сторону и смериваю презрительным взглядом. Ведёт себя так, словно я ему хвост отдавила. Что они за звери такие? Почему настолько ожесточённые? Наверное, мне следует благодарить небеса за то, что прохожу не по статье за убийство? Тогда они вообще растерзали бы меня?

- А куколка ничего такая. Жаль, что уже покидает нас, - останавливается рядом с нами мужчина в форме.

Те двое, что вели меня, тут же отдают честь. Он выше по званию? Да и без того видно холёный весь, красивый, ручки явно не испачканы. Вот только на безымянном пальце правой руки блестит обручальное кольцо, и на меня накатывает волна отвращения.

Мужчина окидывает меня липким взглядом, а я ныряю в машину, на которой меня доставят в новую обитель, только бы не оставаться дольше рядом.

Такими темпами можно возненавидеть весь сильный пол, хоть и понимаю, что мразей хватает и среди женщин.

Мысли, передаст ли врач мою записку, не отпускают.

Мне страшно, что что-то может пойти не так, и до Кирьянова не дойдёт моя просьба. Или он просто проигнорирует её? За то, что не помогла ему раньше?

Дыхание прерывается в ту секунду, когда машина трогается с места. Даже здесь еду, как страшная преступница – в клетке и с наручниками на руках. Но это ничего… Если никто не поможет, сбегу. Я найду способ доказать свою невиновность, а потом… потом приду к Павлу его самым страшным кошмаром.

Мысль о фееричном возвращении греет. Я не собираюсь сдаваться, ведь так сильно жажду добиться справедливости.

- Золоторева! На выход!

Вздрагиваю от такого громогласного голоса, передёргиваю плечами и волчонком смотрю на охранника, доставившего меня в новый… нет! Этому месту не стать домом.

Всё тело затекло. Я успела задремать во время пути, теперь состояние оставляет желать лучшего. Вялость ещё не прошла окончательно, но врач решил, что удерживать меня дольше не имеет смысла. Ладно!..

Я выхожу и, покачиваясь, иду вперёд, куда мне и указали. Обстановка вокруг не то, чтобы была жуткой, но несколько напрягает. По крайней мере, ко мне не суют руки худосочные лысые монстры или кто-то вроде них. Не знаю, почему именно такой представляла себе тюрьму: с детства она ассоциировалась у меня с ужасами, мама запугивала и говорила, что если не буду слушаться, меня отправят в тюрьму, где лишусь своих шикарных густых волос, буду лысой, костлявой и с огромными синяками под глазами.