– 

Что попусту время терять

?

Давай этой ночью и забросим, – Иван выжидательно глянул на товарища.

– 

Можно. Только сначала надо звонок в полицию организовать. Пока они соберутся, сам знаешь… Что толку будет, если Саха это мясо найдёт сам?

__

Утро следующего дня застало обоих в камышовых зарослях старицы. Неспешно шагали по берегу покрытой ряской старой протоки, давно превратившейся в заводь. Рваные следы наплава на зеленоватой поверхности предвещали удачную охоту. День обещал быть ясным и жарким, настроение тоже было празднично-приподнятым – ночью всё сложилось самым лучшим образом. У неизвестного наркоши отобрали телефон и позвонили в дежурную часть. Потом, ближе к полуночи, тенью перемахнули через шаткий забор егерева хозяйства и, приоткрыв дверь сарайки, подвесили на стену кусок копчёных рёбер лосятины. Чисто сработали.

Сейчас мягкое утро уходящего лета ненавязчиво намекало о заслуженном отдыхе: ночью выспаться не удалось. Катались туда-сюда, едва успели до рассвета на старицу добраться. Поэтому скулы нет-нет да сводила зевота, тут уж не до внимательности и реакции.

Шлёпанье крыльев по воде и заполошный кряк взлетающей из камышей утки застал обоих врасплох. Успели отдуплетиться, но мазанули, обескураженно глядя на стремительно удаляющийся силуэт кряквы и падающие в воду ошмётки пыжей. Прозевали…

Отвлекая себя от неудачного выстрела перезарядкой Степан поинтересовался:

– 

Ты первый схрон давно проверял?

– 

С того дня ни разу не был. А что?

– 

Надо бы посмотреть, что там и как.

– 

Согласен. Давай после охоты заедем?

Вместо ответа Степан вскинул двухстволку на шум в камышах, и едва громко крякавшая утка встала на крыло и потянула над водой, снял её первым же выстрелом влёт. Громкий всплеск упавшей тяжёлой тушки был отличным продолжением начавшегося праздника.

– С полем!

Первый снег

Тетива взыкнула и её певучие вибрации закончились туповато-чмокающим звуком впившейся в шею лося стрелы. Бык сделал «свечку», мотнул рогатой головой и завалился на спину. Впрочем, тут же вскочил на ноги, сделал два длинных прыжка и только потом упал, тяжко ударив рогами землю.

– 

Бардыбыт, бардыбыт уол…

– бабка Евдокия подтолкнула его в плечо и опередив внука подбежала к упавшему зверю, переваливаясь на кривоватых ногах.

Подошла со спины, показывая пальцем на прижатые уши быка. Значит, зверь слушает и готов защищаться. Неведомо когда и как оказавшийся в руках нож она передала Тимиру:

– 

Давай, уол. Сам. Как учила…

Тимир шагнул к сипящему раной зверю ближе, ловко наступил одной ногой на рога, фиксируя голову, и вогнал лезвие ниже прижатого уха, в пару движений вскрыв ему горло. Дёрнувшись от прикосновения руки охотника зверь выдал фонтан алой крови и, выгнув шею, закрыл лиловые глаза.

– 

Всё, всё, – бабка похлопала быка по могучему боку, словно успокаивая его, и выдернула из раны сломавшееся древко стрелы, – всё, не больно совсем. Молодец уол, лёгкая рука у тебя. Давай, благодари Байанай

за добычу…

Тимур мотнул головой, словно удивляясь ярким картинкам далёкого детства, которые в последнее время память всё чаще выдавала «на гора». К чему бы всё это?

Он неспешно шагал тропой по своему обходу. Не торопился. Некуда было спешить. Скоро, совсем скоро придёт зима. Облетевшая листва уже не лежала под ногами мягким, влажным и пряным ковром, а была чуть скована морозцем и покрыта пока ещё совсем тонким слоем первого снега, постепенно сходившего на нет от нерастраченного тепла земли. Зазимки.

Шорох и скрип от шагов далеко разносились по лесу, предупреждая его обитателей о присутствии человека. Поэтому он шёл медленно, стараясь производить поменьше шума – лес любит тишину. Задержался около стоящей у самой тропы осины, растерянно застывшей с голыми ветвями, с которых морозные поцелуи снега успели сойти холодными каплями, оставив на стволе слёзные тёмные потёки.