– А что лифт? – спрашивал кто-нибудь вдогонку.

– Не работает. Вот иду, – отвечала она, теперь уже не оглядываясь, как в первые минуты.

– Приходите еще, – тусклым голосом говорил кто-нибудь уже далеко внизу и умолкал, впадая в нездоровую дрему, когда сознательное продолжается во сне, а бессознательное наяву.

Позвонив во все четыре квартиры второго этажа, где ей никто не открыл, Мячикова поставила носилки к выходу на уличную площадку третьего. Толкнув дверь влево, она опять оказалась перед квартирами. В трех никто не открыл. Из четвертой вышла женщина. Ей можно было дать семьдесят, восемьдесят или больше, и все было бы похоже на правду. Она долго спрашивала, долго понимала, долго думала. А когда поняла, сказала, что помочь некому.

– Мне сто годов, – сверкнула она единственным голубым глазом. Другой был закрыт. – Кабы ни сто, так я бы…

Дальнейших слов Лизавета Петровна не разобрала.

– Спасибо, – тихо попрощалась она. – Извините.

– Иди, милая, иди, – отвечала старушка. – А слышь, иди на пятый, там вот такая же квартира, как наша, мужик живет. Если не пьяный, так и поможет. А что ж? Все люди.

Мячикова кивнула, слегка поклонившись. И сама заметила это. Что поклонилась.

Мужик был не пьяный, но, судя по всему, был пьян совсем недавно.

– Да отстань ты, тут медицина пришла, – крикнул он кому-то в глубину квартиры и повернувшись, дохнул перегаром, взяв под воображаемый козырек: – Мы не вызывали.

– Да нет, – поняла Мячикова, – Я хочу попросить помочь мне вынести больную. Лифт не работает. Одна я не донесу.

Мужичок качнулся, по лицу его расплылась улыбка, отчего сразу же пришли в движение все синяки и ссадины. И потом, когда они стали на место, он, исполненный удовольствия от собственной востребованности, энергично кивнул головой.

– Сороковая? На десятом? – уточнил он, засомневавшись, должно быть, оттого, что показалось не близко. После немного затянувшейся паузы, он позвал из глубины квартиры какого-то Кольку, видимо, того, кому еще недавно говорил «отстань», и сказал Мячиковой, что они сейчас «будут».

Еще двоих помощников Лизавета Петровна нашла тут же, в подъезде. Двое крепких парней поднимались на одиннадцатый.

– А что вы одна? – спросил тот, что был с коричневым портфелем и юношеской лысиной.

– Не положено больше, – сказала Мячикова, мысленно приказав колокольчику молчать.

– И специальных людей для этого нет? – вновь послышался вопрос.

Мячикова не отвечала.

– Понятно, – и парень, кивнув второму, в морской форме с литерами Морской Академии, который уже взял у Лизаветы Петровны носилки.

Когда они вместе достигли десятого этажа, их догнал мужичок с Колькой.

Впятером они вошли в квартиру.

– Пришли, пришли, – заверещал уже знакомый мальчуган, направляясь в комнату больной.

«Пришли», – завиляли хвостами болонка с таксой и унеслись вслед за мальчуганом.

– Нашли кого-нибудь? – показала нос из кухни «Хламида». Но увидев четырех мужчин, умолкла. – Сейчас, сейчас. Только вот кофточку другую наденем, носочки…

– Так не пойдет? Мы ждать не будем. Чего ты раньше-то, тетеря? – спросил парень с юношеской лысиной. – Она ж не голая.

– А ты чего хамишь? – немедленно среагировала Хламида. – А то…

– Сама, что ль, понесешь? – вставил другой, с литерами Морской Академии.

– Ну все. Не ссорьтесь. Ребята согласились помочь, не ссорьтесь, – вмешалась Мячикова.

– Согласились, – опять повторила, словно передразнила, Хламида. – Мне все равно, согласились они или нет. Вы обязаны доставить и все.

– Все. Едем. Направление. Документы, – старалась ничего не забыть Лизавета Петровна.

– И что вы думаете, эти носилки там, на этом выступе, пройдут? – спросил Мячикову тот, кто был с портфелем. – Ни за что нам их там не развернуть.