К игре присоединился мистер Ашок – охранял калитку, пока я ненавязчиво подкатывал мячи мальчишке.

– Я Мохаммад Азаруддин[18], капитан Индии! – кричал тот всякий раз, когда выбивал с моей подачи шестерку или четверку.

– Уж лучше Гаваскар[19]. Азаруддин ведь мусульманин, – послышался голос Аиста.

– Отец, ну что за глупости? – отозвался мистер Ашок. – Индус, мусульманин – какая разница?

– Ох уж мне эта молодежь. Нахватались модных идей.

Аист положил руку мне на плечо.

– Похищаю у тебя водителя, Рошан, ты уж прости. Через час верну.

Для шофера номер два Аист изыскал особую работенку. У него болели ноги – что-то такое с венами, – и врач велел ему устраивать ежевечерний сеанс массажа. Усядется хозяин во дворе, погрузит ноги в бадью с теплой водой, а слуга тщательно разотрет их. При этом Аист прикрывает глаза и блаженно постанывает.

Через полчасика он скажет: «Вода остыла», и тогда я извлеку из воды сначала одну его ногу, потом вторую и оттащу бадью в туалет. Вода в бадье черная – в ней плавают мертвые волоски и чешуйки кожи. Налью горячей воды и волоку обратно во двор.

Сейчас мистер Ашок и Мангуст вынесут стулья, усядутся рядом, Рам Парсад притащит бутылку с золотистым напитком, разольет по трем стаканам, добавит кубики льда и подаст каждому. Сыновья подождут, пока отец сделает первый глоток, пробормочет: «Виски… Куда мы без него!» – и начнется беседа. Чем дольше они говорят, тем живее я растираю ему ноги. А говорят они про политику, про уголь и про вашу страну – Китай. Как-то это у них связано – Китай, уголь, политика – и приносит семье доход. Постепенно я понимаю, что эти три фактора определяют и мое благосостояние, я ведь теперь как бы часть семьи. Слова про Китай и уголь смешиваются в моем сознании с ароматом виски, с запахом потных хозяйских ног, с дряблой распаренной кожей, по которой скользят мои пальцы, с легкими тычками в спину, которыми награждают меня мистер Ашок и Мангуст, я все впитываю будто губка, все усваиваю – как и положено предпринимателю.

Тут меня как треснут по голове!

Поднимаю глаза. Вижу занесенный кулак Аиста. Натыкаюсь на сердитый взгляд.

– Понял, за что? – спрашивает Аист.

– Да, сэр. – На лице у меня широкая улыбка.

– Отлично.

Не проходит и минуты, как опять – шарах по башке!

– Отец, объясни ему, за что. По-моему, он не понял. Малый, не дави так сильно. Мягче. А то отцу не по себе.

– Да, сэр.

– Отец, тебе непременно надо бить слуг?

– Здесь тебе не Америка, сынок. Не задавай таких вопросов.

– Это почему еще?

– Тумаки им только на пользу. Они не против, Ашок. Так уж повелось. А то уважать не будут. Помни об этом.

Пинки-мадам в разговорах не участвовала. Она и из комнаты-то своей не выходила. Вот разве наденет черные очки да сыграет в бадминтон с Рамом Парсадом. И что с ней такое, недоумевал я. С мужем нелады? Может, он в постели не на высоте?

Когда Аист во второй раз скажет «Вода остыла» и сам вынет ноги из бадьи, моя работа окончена.

Выливаю остывшую воду в раковину. Минут десять мою руки, вытираю и опять мою, но ничего не помогает – запах дряблой старой кожи въедается в ладони на весь день.

Только в одном случае слуга номер один и слуга номер два трудились на пару. Как минимум раз в неделю в один из вечеров часов этак в шесть мы с Рамом Парсадом вместе выходили из дома и направлялись на главную улицу к магазину под вывеской «Джекпот» – магазин английского алкоголя Здесь продается иностранный алкоголь индийского производства.

Должен объяснить вам, господин Цзябао, что в этой стране мужчины делятся на две категории: любители «английских» напитков и поклонники «индийского» спиртного. Деревенщина вроде меня пьет «индийское»: тодди, арак