Как давно я соловья не шукал,
Сторонился красоты бытия.
Не размазывал слезу по щекам,
Потому что не шукал соловья.
Как давно я по родне не скучал
И ступню не обжигал на стерне,
Потерял понурый дом и причал,
Потому что не скучал по родне.
Как давно я просто жил-не тужил,
Зоревать не убегал на гумно.
Кровь простыла и не брызжет из жил,
Потому что не тужил я давно.

«Меня врачуют от алкоголизма…»

Меня врачуют от алкоголизма,
И я судьбе потворствую почти,
Ведь торными тропами коммунизма
Уж никогда мне с песней не пройти.
Отняли все: деревни и колхозы,
Косою в кровь порезали стопу,
И я решил суровым и тверезым
Свернуть на Божью скорбную тропу.

«Проклюнулись в саду…»

Проклюнулись в саду
Цветы, как канарейки,
Успели приоткрыть
Щебечущие рты,
Вдруг прослезился дождь
Из толстопузой лейки
На сирые терны,
На свежие цветы.
На все, что целиком
Покорствует природе,
Живет себе легко
У неба на виду.
Все козыри весны
Не в карточной колоде,
А в плачущем дожде
И в мокнущем саду.
Но мне невмоготу
Найти себя в управе
И бодро прошагать
У жизни в поводу,
Коль я, как черствый снег,
Слежавшийся в канаве,
В заботливую земь
Когда-нибудь уйду.
В саду поставят крест
У струганой скамейки
И станут на судьбу
И Бога уповать…
И будут щебетать
Цветы, как канарейки,
И дождик ворожить
И слезы проливать…

«В моем краю березы кособоки…»

В моем краю березы кособоки
И не похожи станом на свечу,
Они по-вдовьи вечно одиноки,
Лишь ветер прикасается к плечу.
В моей степи комолые курганы
Хранят в груди былинную войну.
На них ночуют тучные туманы,
Росою орошая старину.
Течет моя речушка-невеличка
Бог весть с какого сонного угла,
Её врасплох осенняя синичка
Листвой с вербы́ пугливо подожгла.
Мой сад угрюм
          и в старости запущен,
И соловьями напрочь отзвенел,
Он будто в воду стылую опущен
И до бровей давно затравенел.
Пустынна непроезжая дорога,
Чулан мой пуст,
              не топлено жилье,
Чадит пригрубок, горница убога,
Но это все природное, мое.
Пусть не гребу деньгу кривой лопатой,
Не хлопаю удачу по плечу,
Глаз не алмаз и голос мой хрипатый,
Зато пою и славлю что хочу!

Лебедянь

Я давно не лил елей
От житейской зряни.
Мне с лебёдушкой моей
Славно в Лебедяни.
В Лебедяни храмов звон —
Знай, занозит уши.
В Лебедяни древний Дон
Перекатом глушит.
Мы в зелёный мрак и страх
Души облекаем,
В лебедянских лопухах
С лебедью блукаем.
Люди тутошние нам
Дружно тянут длани…
Я едва не помер там —
В чудной Лебедяни!

Реанимация

В продажных СМИ гогочут грации,
Вояки – в звездах и крестах.
Страна лежит в реанимации,
Эх, порезвимся на костях!
Растут грибами депутации
И даже черт тому не рад.
Страна лежит в реанимации,
Жирует дошлый депутат!
Москву дурачат делегации,
С царем наживы в голове.
Страна лежит в реанимации,
В похмелье, блуде, воровстве.
Нас тешат пышные новации,
А на виду планеты всей
Страна лежит в реанимации,
Отцы насилуют детей.
Слова ушли в жестикуляции,
И стал обычным черный снег.
Страна лежит в реанимации
Который год, который век?

Куплеты Макеева

Занялась заря изрядная,
То рассвет, а то закат.
У меня жена нарядная,
Я же с виду бомжеват.
Уплыла луна корявая,
Разыгрался день-денек.
У меня жена кудрявая,
Я же лысый, как пенек.
Ах, вода весною мутная,
С крыши прядает —
                         кап-кап!
У меня жена премудрая,
Я ж на голову ослаб.
Пусть беда комоло бычится —
Не меняет жизнь расклад:
У меня жена добытчица,
Я транжирю невпопад.
Как же, право,
              не печалиться
Мне болезной головой? —
У меня жена начальница,
Я по жизни рядовой.
Но при первой же возможности
Я замечу все равно:
Мы не противоположности —
Мы с ней целое одно!

«Глаз не видит, и око неймет…»

Глаз не видит, и око неймет,
Разве редкие звезды заметят,