– Проходи, – махнул рукой Влад. – Чаю хочешь? Или кофе?

– Кофе, – пролепетала она.

– Не тушуйся, Милка, – подмигнул брат. – Тут никто не кусается.

Он поколдовал над кофе-машиной, предварительно поманив сестру пальцем и наказав:

– Учись. Подать гостям кофе входит в твои обязанности.

А потом в комнате отдыха поставил на журнальный стол маленькие чашечки с ароматным варевом и достал из пакета круассаны.

– Все как я люблю, – хмыкнул Казаринов, плюхнувшись в кресло, и указал на другое сестре: – Садись! Что застыла?

Мила аккуратно села рядом.

– Наверное, нужно соблюдать субординацию, – процедила она.

– Ты первая из моих секретарей, кто говорит об этом. Через пять минут вся контора узнает, что ты моя систер. Обращение по имени отчеству и дистанция покажутся редкой глупостью. Поэтому веди себя как обычно. Но помни, что я твой директор.

Мила кивнула и, улыбнувшись через силу, поинтересовалась:

– Где ты ночевал?

– На Миусской, – равнодушно бросил он. – Хотел вернуться к сыну, но приехал поздно, постеснялся будить.

Мила чуть не поперхнулась.

«Постеснялся? Ты?» – чуть не закричала она.

– Я так понимаю, что вы давно контролировали всю мою жизнь, – спокойно протянул Влад. Не спрашивал. Утверждал. – И то, что Лиза бросила меня, это ваших рук дело. Я даже представляю, как распределились роли. Маман – идейный организатор, Кристина – исполнитель, а ты – невинная овечка, прикрывающая собой эту банду. Что вы пели моим бабам? Что-нибудь про детей и семью?

– Про Лизу не знаю, – тяжело вздохнула Мила. – А остальным Кристина просто рассказывала, что у тебя семья и дети. Многие верили. – Сестра пожала плечами, а Казаринов подумал, что по дикой наивности доверял двум мегерам и одной тряпке.

– С этого дня, моя дорогая сестра, – заявил Казаринов торжественным тоном, – мы начинаем новую жизнь. Во-первых, я сокращаю расходы на ваше с мамой содержание. Ей доплачиваю половину пенсии, а не сколько душа попросит. Тебе – фиксированный платеж в десять тысяч рублей. На булавки или самообразование – как решишь. И Алиске с Петькой по потребностям. Дети уж ни в чем не виноваты. Но расплачиваться за их покупки я буду лично. Во-вторых, я живу на Миусской и в гости вас пока не приглашаю. И вы меня тоже не ждите. Никаких сил не хватит с вами общаться по-человечески. В-третьих, если хоть одна из вас сунется к матери моего сына, пусть даже поздоровается на улице, все дотации, кроме детских, автоматически прекращаются. Я доходчиво объясняю?

Мила кивнула.

– Тогда идем дальше. Ты, Милка, работаешь здесь до первой утечки информации. То есть. Мать не должна знать, что происходит у меня в офисе и вообще ничего обо мне. Понимаешь? Зарплату я тебе назначил как опытному делопроизводителю. Конечно, знай я раньше о ваших вывертах, то даже двор мести не поручил бы. Но я не настаивал, а ты пришла. Значит, хочешь стать самостоятельной. Давно пора.

Мила снова вымученно улыбнулась и собралась что-то сказать, как в кабинет деловито вошла Яна.

– Влад, там к тебе какой-то важный курьер пришел! – возвестила она.

Мила, понимая, что аудиенция закончена, решила выйти следом, но Казаринов нетерпеливо махнул рукой:

– Сиди!

Он вышел в кабинет, и Мила со своего места видела, как брат, лично приняв какой-то конверт, расписался на бланке, а потом вернулся к ней, на ходу открывая письмо.

– Надеюсь, там не споры сибирской язвы, – хмыкнул он и обалдело уставился на ажурные бланки с жирными оттисками нотариуса.

– Что это? – испуганно осведомилась Мила.

– А вот ты мне и скажи, домашняя Мата Хари, – зло усмехнулся Влад, передавая документы сестре.