– Ну как так? – возмущенно причитала женщина. – Кто разрешил?

– Что случилось? – поинтересовался Евгений.

– Ну вот что, – ответила женщина, разочарованно разводя руками в стороны.

Евгений увидел, что рядом со старым железным надгробием возвышался небольшой, грубо присыпанный свежий холм новой могилы, из-за чего старое надгробие немного покосилось. Могилы получились настолько близко, что почти сливались в одну. Свежая глина новой могилы клубами рассыпалась по бурой земле и выцветшим пластмассовым цветам старой.

– Видишь, ну кто так делает? – возмущалась женщина, показывая вытянутой рукой на новый холм глины. – Без разрешения рядом подкопали и похоронили.

– Родственники? – поинтересовался Евгений.

– Нет-нет, – утвердительно ответила она, прищурено смотря на новое железное надгробие без фотографии. – Вообще не знаю, кто это.

Вернувшись обратно, Евгений рассказал все Татьяне.

– Ну что, – тихо сказала Татьяна, – видишь, у них оградки нет, оградку обязательно делать надо. Тут, видимо, еще когда снег был, подкопали, наверное, из-за снега границ не увидели. Ну что сейчас сделаешь? – сказала она, оттирая мраморное надгробие мокрой тряпкой. – Уже ничего не сделаешь.

– Кстати, – осмотревшись, сказала Татьяна, – а где она сама?

– Пошла к сторожу, – ответил Евгений, – сказала, разбираться будет.

Евгений сгреб все листья, мусор и грязь в несколько больших куч, и после вместе со своей тетей они усердно накладывали все это в большие черные полиэтиленовые пакеты для мусора.

И когда последняя охапка листьев была утрамбована в пакет, под слегка рассеянными тучами, пропускающими немного больше света, Татьяна, подойдя поближе к нему и смотря в сторону женщины, усердно разгребающей совковой лопатой разделительную борозду, хоть как-то разделяющей две могилы, тихим голосом исповеди с отчаянно уставшими глазами сказала:

– Знаешь что, я ведь, когда Катерина умерла, ничего не соображала вообще, вообще ничего не понимала. – Уголки ее рта немного грустно подтянулись, глаза погрузились внутрь пелены ее мыслей. – Не задумывалась как-то особо, остановились… здесь хороним… – Она показала на ближнюю могилу. – Спросили у родственников, они разрешили, хотя никто из них не пришел, – тихим тоном бегло говорила она, – ничего не показал. А потом, когда похороны закончились, полгода уж как прошло, кто-то начал возмущаться, мол, почему так близко. Конечно, близко. – Татьяна взяла тряпку и намочила ее водой из бутылки. – Конечно. – Она показала рукой с тряпкой на свою голову и покачала ею в стороны. – Если бы я соображала тогда хоть чуть-чуть, я бы, конечно, скорее всего, другое место выбрала, – сказала она, с сожаленьем поджав губы.

Над землей кладбища витал молчаливый дух одиночества. Свет мягко ложился на раненую почву новых могил, освещая все пронзительные взгляды на всех надгробиях ушедших – они ушли, оставив этот прощальный взгляд. «Она уже напечатана? – испуганно подумал Евгений. – Моя фотография, какая? Когда? Мой взгляд, мое прощание, они живые…» Свет мягко ложился… «Там лежат не они… Встал дух… Дух улетел, прах истлел…» Вечная память…

Вчерашние тени не вернутся? Звук ее шагов в ночном городе на заброшенном вторнике. Ее озябшие красные руки понедельника. И снова поет май… Я слышу ее вечный голос. Прости меня, что я ребенок, прости меня, что я глуп, прости, что слаб.

Ее влекло внутреннее неизведанное желание, которое толкало ее вперед, в сырую ночную погоду. В тщете она искала потерянный голос, потерянное лицо, летя через грязь, ветер, холод в бездушной пустыне, исполненной далекими миражами.