Оказалось, что Сидоров хорошо знал Зальцмана, а Петров – Манукянов, а вместе они знали всех Неймарков. Дальше вышли к библиотеке и потом во двор «Сотого», где между роддомом и гаражами Петров захотел в туалет. Мимо проходил Ашкен, давнишний знакомый Сидорова по спецполиклинике.

Ашкен был тоже нетрезвым, поднялись к нему. Как оказалось, он долго работал детским психиатром. Таких дел у Петрова никогда не было. А потом Ашкен ушел в МВД, правил мозги участникам чеченских командировок. У Ашкена было тепло и уютно, сын-подросток наяривал на гитаре, но засиживаться не стали, выпили по одной и пошли дальше.

Повернули в арку, прошли мимо фонтана и Ленина, мимо центральной гостиницы и универа на Димитрова, во дворы хрущевок. Там студенты протоптали тропинку между гаражами. И через двор «Горбатого» вышли к «Титанику».

Пока шли, говорили. Почти с каждым домом, мимо которого они проходили, их что-нибудь связывало. Например, в «Горбатом», перед которым они сейчас стояли, жили Кулебаба и его прекрасная дочь Эвелина.

Сын у Сидорова учился в сорок пятой, а у Петрова в доме рядом с этой школой жил приятель жены – Кислый.

Вова Кислов – самый известный музыкант в городе, как бы там всякие тети из музыкального училища или филармонии не причитали, как бы рокеры ни пели, Кислый, все равно, самый известный лабух в городе. Он пел во всех кабаках города. Он пел на танцах в горпарке в те времена, когда там стоял Ленин. Петров видел Кислова с ансамблем в Пекине, в огромном, но тухлом кабаке «Шоколад» в центре Ябаолу. Это было круто. Петров тогда почувствовал себя дома, даже потные «киты» с голыми животами ему не мешали. Он сидел в углу и наслаждался Родиной. Вспоминал, как в ресторане «Барнаул», на чьей-то свадьбе, охранник бил дубинкой по спине Мишу Большакова. Миша был в офицерском полушубке, ему было не больно, но он орал:

– У меня папа – генерал.

Миша умер. Хороший был парень и папа у него, правда, генерал.

У Петрова были дела с его папой. Папа Большаков был при больших делах. А вот Миша пил и курил, долго жил в Германии, а потом вернулся. Говорили, что бежал от тамошней полиции, бросил жену, то ли испанку, то ли португалку. У больших пап часто случаются дети-балбесы.

У Сан Саныча один сын нормальный – деловой человек, в прокуратуре служит, а другой – конченый. Сура знали все. Папа пристраивал его в банк, сажал домой под арест – не помогло. Грохнули Саню традиционно, в лесу, в машине. Кто убил, выяснил брат-прокурор. Но семье не поможешь. Каким бы он ни был торчком, для них он родной.

***

В самом центре города, напротив администрации, стоит Ленин, он показывает на главпочтамт и смотрит на дом, в котором был гастроном номер сто. В этом доме Сидоров и Петров пили у Ашкена, там за бетонным советским забором находился роддом и морг. Такова жизнь.

В «Сотом» живет Марина Борисовна, а в угловом подъезде – Маргарита Викторовна, дочь известного писателя. Там же, на третьем этаже, – квартира профессора Дедерер. Один молодой музыкант тридцать лет назад был влюблен в его внучку, а потом повесился. Петров знал это, потому что у парня был деловой отец.

В среднем подъезде снимал квартирку Хальдик, но уехал в Крым и сбрендил на почве садоводства и алкоголизма. Петров хорошо его знал, это был известный фотограф, веселый и добрый. После крымских событий его жену командировали на полуостров по банковской линии. Она – женщина трезво мыслящая и быстро устроилась.

Рядом с Хальдиком жил Штуров, он любил тихим вечером выйти во двор, а в выходной после обеда сыграть с мужиками в домино.

– Забьем козла, – говорил он жене, брал старый стул, который жалко выбросить, и шел во двор.