– А когда? Если ты говоришь, что так легко придумать, то и придумай сейчас же.

– Сейчас для этого не время.

– А когда будет время? Завтра может оказаться поздно!

– Сейчас я хочу выпить кофе, – важно ответил Бабкин.

Далее разговор перешёл в разряд тех наибанальнейших утренних споров, которые могут возникнуть только между глупым мужчиной и некрасивой женщиной. Наконец Анфиса не выдержала и отправилась в ванную причёсываться и приводить своё лицо в привычный для окружающих вид. Этот сигнал означал для Бабкина, что она скоро уйдёт, и Аркадий Васильевич вздохнул с облегчением.

– Кстати… – вдруг услышал он голос Анфисы из ванной, а затем даже увидел её высунувшееся лицо с одним подведённым глазом.

От такого зрелища его несколько передёрнуло.

– Мне мой говорил о каком-то письме от губернатора, – продолжала Яцко. – Ты ничего не знаешь? Даже странно.

Тут Бабкин действительно припомнил, что на днях он получил по электронной почте письмо, и даже, кажется, адрес отправителя был как-то связан с адресом губернской администрации, но он его не прочёл, а отложил. А затем и вовсе забыл.

– Да, было что-то такое, – нахмурив брови, задумчиво ответил Бабкин.

– Так что там? Конкретнее?

– А я его так и не прочёл. Ты ведь знаешь, у меня обширная переписка, не буду же я на каждое письмо от властей тратить время…

– Прекрати, пожалуйста, – перебила его Анфиса из ванной. – Если не знаешь, не надо делать долгих вступлений и рассказывать о своей важности. Так и скажи: «Я не получал». Или: «Я не знаю». Мой мне сказал, что там якобы нас ждут на приёме.

Голос Яцко, звеня, отражался от кафеля в ванной и разносился по всей квартире.

– На приёме? – удивился Бабкин.

– Хорошо, не на приёме, – поправилась Анфиса. – Как же это… Конференция. Что-то связано с взаимодействием с властью. Наверное, все будут.

– А, – кивнул Бабкин и отправился к кофеварке за новой порцией напитка. – Тогда мне точно направили.

– Ты можешь посмотреть? – не унималась Анфиса.

– Сейчас не время, – осанисто повторил Бабкин и, кажется, хотел добавить что-то ещё, но, увидев быстро выскочившую из ванной Анфису с плотно сжатыми губами, тут же осёкся. Она была уже почти накрашена. Анфиса подошла к столу и грубо сунула Бабкину в руки его смартфон.

– Посмотри сейчас же, пожалуйста, – с плохо скрываемым раздражением попросила она.

Бабкин повиновался. И только когда на экране появилось письмо с губернским бланком, она молча вернулась в ванную заканчивать свой макияж.

– Ну что там? – спросила она, дав Бабкину время прочитать письмо и вдуматься.

А Бабкину в самом деле было о чём подумать. Ознакомившись с приглашением, он ощутил сразу два противоречивых чувства. Первое было сродни мысли, которую исповедовал Минусов, что с властями следует договориться и выторговать, быть может, не только финансирование своей деятельности, но даже живых денег в руки – за обещание в будущем сократить число протестных акций. А по этой части, в смысле по части акций, Бабкин являлся в городе фигурой видной. Другое же чувство шло скорее из самых глубин его природы – мятежное и несогласное. Ему даже на миг показалось, что сейчас он просто удалит письмо, как будто и не было его никогда, и никуда не пойдёт. А там пусть сами копаются. Соберут наверняка всякую шушеру, а ему с ними за одним столом сидеть будет противно, не то что обсуждать какие-то вопросы и вырабатывать компромисс. А главное, не решат ведь ничего полезного и толкового, но согласившись (а они ведь, дураки, согласятся на всё), этот… как его… Капризов обязательно подумает, что всех сможет купить. Или, что ещё противней, посмотрит и решит, что, полив елеем израненные души бунтовщиков, сможет всех угомонить, вразумить, подчинить. Будто бы детей малых, которые только от невнимания к себе взрослых капризничают.