Хорошо, поменяют решение, воспримут доводы и вместо парка в самом деле на том же самом месте задумают построить несколько небольших, но очень опрятных и милых зданий. Чтобы там расположились офисы, лавки, торговые ряды, рестораны. Эдакий мини-город для коммерсантов. Но Бабкин снова тут как тут, снова с протестом и снова недоволен! Опять впереди всех спешит на известное место и рассказывает местным репортёрам уже другую историю: что вместо озеленения города власти вгоняют горожан в каменные джунгли, поддавшись на уговоры барыг, а дышать уже и так нечем. И таким образом борьба Бабкина и местных властей могла длиться очень долго.

Или вот, например, постановит губернская администрация расселить аварийный дом. Низенький, неказистый и покосившийся. С деревянными перекрытиями и крышей, текущей чуть ли не круглогодично. Казалось бы, уж тут Бабкину не подкопаться. Жильцы получат новые светлые квартиры, с новыми коммуникациями, лифтами и балконами, с видом на реку и в том же районе. Но Бабкин и тут в оппозиции. И тут без него не обойдётся. Обязательно зачем-то придёт к переселенцам, расскажет им фанатические по своей глупости небылицы о том, что выселять их будут почему-то непременно за город и непременно в старые двухэтажные дома, ничем не лучше прежних, напустит туману, напугает, взбаламутит и исчезнет. А жильцы останутся. Волноваться начнут, ибо от власти по многолетней привычке всегда и везде ждут какого-нибудь подвоха, и откажутся от переселения. Пройдёт не один месяц, пока всё уладится. Губернатор лично приезжать будет и заверять, что всё выйдет в лучшем виде. Что ничего такого, о чём врал Бабкин, у властей и в мыслях не было и что он лично своей головой готов ответить за то, что все останутся довольны.

Однако если бы в городе был один такой Бабкин, это было бы ещё полбеды. Но только с ним, как правило, всегда собиралась толпа из нескольких десятков так называемых рассерженных горожан. Чем они руководствовались в своих действиях: верой в своего карикатурного вождя или, может быть, таким же неуёмным и мятежным характером, – кто знает. Но отказать Аркадию Васильевичу в умении организации таких гражданских протестов было нельзя, и он неизменно водил за собой возмущённую кучку несогласных.

Поговаривали, что ради обучения подобным навыкам организации протестов он даже летал за границу, посещал там разные семинары и курсы. Но это было очень давно, ещё в юности, когда он по недальновидности вступил в одну из федеральных политических партий. Она, кстати, и поспособствовала ему в получении иностранного гранта на обучение. Но затем он крупно разругался с руководством и бросил на стол партбилет. Всё это, конечно, стало следствием негибкости Бабкина и его невозможно тупого самомнения. Однако с тех пор он положил себе раз и навсегда ни с кем в объединения не вступать, а если и вступать, то только тактически, ибо работать надо исключительно на себя, а на всех работать – глупо и унизительно.

Так Бабкин и жил в Рошинске и вёл с системой свою нескончаемую борьбу.

– Анфиса, – обратился Бабкин к девушке, одновременно наливая кофе в маленькую чашку из большого сервиза, чтобы придать утреннему завтраку некоторый аристократизм и западный оттенок, – не надо ставить телегу впереди лошади.

Анфиса посмотрела в ответ с брезгливостью.

Бабкин с чашкой сел за стол и принялся пить кофе мелкими глотками. При этом его белёсые брови хмурились, а лицо становилось красным.

– Придумаем для старого чёрта что-нибудь ещё, – предложил он, как бы продолжая свою мысль.

– Давай, придумай!

– Ну не сейчас же? – удивился Бабкин.