– Наших запасов так не хватит – до урожая…

– Если он еще будет достаточным в новом году. Все мужчины, кто может содержать коня и сидеть в седле, должны явиться в Долину, поживимся у сассенахов, чем Бог пошлет. Что еще?

– Если съедим зерно, чем сеять? – подсказал Ноблс. – И скотину минувшей осенью слуги короля кололи нещадно…

Мгновение граф размышлял, затем огонек догадки мелькнул в сощуренных глазах:

– Десятина. Церковную десятину придержи, Джиб – и мы доживем до урожая…

– Как можно? – ужаснулся счетовод.

Босуэлл ухмыльнулся:

– Мне можно, мне лично Лютер разрешил.

В конец концов, думал Джибберт Ноблс, лэрду и предстоять перед Господом за всех – по своим грехам, и если он еще и этот берет на себя, так отчего бы нет, ведь можно уберечь детей и женщин от голодной смерти.

– Со всех земель, ваша милость?

– Ясное дело.

Счетовод помялся, но все же высказал:

– Отлучением закончится, не дай Бог.

– Не закончится, сейчас кардиналу Битону не до того, можешь быть уверен. В Долину и так никто не сунется, мы там и до сей поры под отлучением. А здесь я сам с церковниками поговорю.

Торопливо раздал распоряжения, последние прокричав уже с седла, отбыл, и с грохотом потянулось вниз бесстрастное железное забрало замка Хейлс – могучая кованая решетка, поставленная дедом сразу, как только был получен графский титул в роду. Галлоуэи вновь месили грязь мартовской оттепели, упорно, как умеют только приграничные пони, рожденные от камня и северного ветра. В деревушке милях в пяти от Хейлса, у часовни, где остановился поить гнедую, несколько женщин и ватага вопящих детей кинулись к лошади Босуэлла – Том Тетива занес было руку, чтоб сплеча оттянуть нищих плетью куда прилетит, но был остановлен коротким жестом графа.

– Ах, дорогой господин, Бог милостив, вы вернулись, теперь-то все пойдет по-другому! – старуха держалась за упряжь, потребовалось бы кинуть ее под копыта кобылы, чтобы оторвать, и выла, выла, но при прямом взгляде становилось понятно, что – не старуха вовсе, приканчивает разве четвертый десяток, однако исхудала и больна от недоедания.

– По-другому, Мардж, слово Босуэлла. Приводи своих в Хейлс в воскресенье после полуденной мессы, с собой мастер Бэлфур не даст, но накормит вдоволь… Кренделей небесных не имею – сам королем обобран до нитки, но голода у меня не будет, вот те крест. А соберешь ребят ко мне в Долину – еще и с добычей придем к середине лета…

Хор благословений вслед… промозглый ветер с залива, впереди – полдня в седле до Линлитгоу. Millia diaoul, да на что же ему их всех кормить?!

Вновь начинало ныть застуженное плечо.

И когда, нагнанному в пути замученным гонцом, в руку ему легло письмо без герба на восковой печати, без обратного адреса, письмо с явным английским акцентом – он вздохнул с облегчением.

Шотландия, Линлитгоу, март 1543

«Бурый волк Запада» Аргайл, «Бойцовый петух Севера» Хантли и… третий, кто третий-то? Снизу, по тени на слюдяном оконце, и не разглядеть толком… на сей раз не братец Ситон, а молодой Сазерленд, в котором гордонского гонора больше, чем умения себя держать в компании взрослых мужчин.

Во втором этаже скромного дома вдовы Огилви на окраине Линлитгоу, где Белокурый устроил себе логово, горел свет. Трое блистательных господ, из которых самым пышно разодетым был самый младший, резались в карты и заканчивали ужин сыром и печеными яблоками в меду. Аргайл, только выше пояса облаченный, как подобало приличному человеку, уже отколол полу пледа с плеча, Хантли давненько расстегнул колет, его темные кудри масляно блестели в свете камина и тяжелого бронзового шандала посреди стола, и отворенное настежь окно лишь слегка выносило вон запахи вина, разгоряченных мужских тел, жареного свиного окорока с горчицей.