– Насчёт «встретимся», я скажу тебе, Михаил Георгиевич, точно: в августе месяце. Ухожу я на пенсию. Всё! Надоела жизнь в курятнике, где каждый старается залезть повыше, клюнуть соседа и обгадить ниже сидящего. Надоели разборки со взятками, надоело оправдываться перед начальством, угождать ему. Хочу на свободу, хочу на малую родину. Эх, как не хватает нам Костяна. Его оптимизма и непоседливости.

– А Кости, Константина Фёдоровича нет уже одиннадцать лет….

– Да, Миша, что с Костей-то случилось? Мне мать писала, что он покончил с собой, а причину она не знала. Как это вышло? Ведь он всегда был оптимистом, любил жизнь…. Помнишь: в школе он был комсоргом, в институте – старостой группы…. Тогда над ним ещё посмеивались: фамилия библейская – Воскреснин, а он – комсомольский вожак. Это как работник роддома с фамилией «Могильный». Даже предлагали ему перейти в церковнослужители. Как давно это было?! Правда, Костя с нами и проучился в институте только один курс, а потом оставил педагогический и поступил в Москве в автодорожный – МАДИ.

– Помню… Конечно, помню. Понимаешь, Лёша, а дело с его кончиной тёмное. Я тебе могу рассказать только то, что поведала мне его жена Валентина. Она, как говорят у вас в органах «вела расследование». Ты же, Алексей Викторович, знаешь, что она – человек добросовестный и добропорядочный, а если за что возьмётся, то доведёт дело до конца. Виновного найдёт и правого не запятнает. Да, и в предвзятости её никто не упрекнёт. Что касается официальной версии – никого тогда это не трогало, не волновало. Каждый держался двумя руками за своё кресло…. Времена-то были «крутые» – девяностые. Ну, покончил человек с собой – Бог ему судья. Человек волен распоряжаться своей жизнью, как ему заблагорассудится. Факт свершился. Да, Валентина тело похоронить увезла в район – здесь не захотела, а вскорости продала квартиру, дачу, машину и с семьёй в центр того же района перебралась. После этой трагедии трудно было ей ходить по тем же улицам, по которым ходили вместе с Костей, трудно встречаться со знакомыми…. Был я на похоронах, ездил на поминки… тогда она и рассказала мне эту историю.

На работу он приходил всегда раньше всех. Любил посидеть, подумать в одиночестве, составить планы на день. Вот и сегодня явился задолго до начала всеобщей суматохи. Только устроился в кресле, как зазвонил телефон.

– Здравствуйте, Константин Фёдорович! Это беспокоят из приёмной главы краевой администрации. Извините, что так рано. Николай Анатольевич срочно хочет Вас видеть. Да, он у себя…. Ждём….

Ну что ж, коль вызывает глава края – нужно идти.

– Проходите, проходите, Константин Фёдорович. Николай Анатольевич Вас ждёт, как я поняла, с нетерпением. Даже приказал никого к нему не пускать до обеда, – такими словами встретила его секретарша Черновола. – По-видимому, разговор у вас будет серьёзным. Проходите…

Глава, выйдя из-за стола, встретил с протянутой рукой:

– Здравствуй, здравствуй, дорогой Константин Фёдорович, однако, давненько мы с тобой не виделись. А сколько лет знакомы?

– Восемь, как меня назначили начальником упрадора.

– Во! Целых восемь лет! Это хороший признак, если руководитель такого большого хозяйства долго не ходит к главе края. Значит у него всё хорошо, нужды не испытывает. Ну, что ж, рад за тебя, а такое долгое знакомство, полагаю, позволяет нам перейти на «ты». – Расщедрившись на комплемент, Черновол приятельски похлопал Воскреснина по плечу.

– Радоваться, Николай Анатольевич, особенно нечему. Работаем…. Есть кое-какие успехи, но недостатков больше. Во всей экономике страны творится бардак, полная несогласованность и неразбериха, но плакать не будем – все сидим в одной луже, и не ясно: кому худо, а кому – ещё хуже.