Улица – а вместе с ней и хоть какая-то дорога – кончилась. Боб на предельно малой скорости пробирался по проселку между кустами, ныряя в ямины и объезжая пирамидки строительного мусора. Наконец кусты остались позади, и Боб увидел коттедж.

Это был явно тот самый коттедж – хотя бы потому, что никаких других строений за ним уже не угадывалось. Все обитаемые дома остались далеко позади, фонари тоже. Неказистый проселок тут просто кончился, оставляя только намек на тропинку, уходящую по дуге к лесу. На опушке этого леса смутно виднелись поваленные фрагменты забора – разрозненная свалка из покосившихся разнокалиберных плит и сварных решеток. На краю этой странной свалки, расположившись на поваленной плите у небольшого костерка, выпивали несколько бродяг. Они заинтересованно посматривали на чужака. Пятеро. Боб присмотрелся и понял: не свалка это, а заброшенное кладбище, вот что.

Коттеджами в разделе объявлений назывались любые отдельно стоящие дома, домики и домишки самого разного метража и степени сохранности. Но это был даже не коттедж, а небольшой особняк; впрочем, настоящим особняком он был лет сто назад. Газон перед домом зарос мощными лопухами и крапивой, плавно переходящими в подлесок и сосновый бор на дюне. Два этажа с мансардой, облупившаяся лепнина под карнизом. От забора остались только столбы и часть фундамента, зато имелся сад с яблонями. Была даже каменная лестница с отколотыми краями ступеней. Стекла в некоторых окнах отсутствовали, а крыша, задуманная как черепичная, с годами частично прикрылась толем, местами же ее и вовсе не было. Демократичная деревянная терраса с характерными цветными окошками, судя по всему, была пристроена к зданию позднее. Окна террасы, полностью темные, изнутри были криво занавешены чем-то, что было похоже на старые простыни. Боб знал такие дома – скорее всего, на газовое отопление и канализацию рассчитывать не следует.

Боб просигналил на всякий случай и заглушил двигатель. Света не было не только на террасе, но и вообще ни в одном окне. Дом казался необитаемым. Над крыльцом раскачивалась на вечернем ветерке тусклая лампочка на проводе.

– Приятного аппетита! – громко сказал Боб на всякий случай в сторону кладбищенских посетителей, снял с багажника рюкзак и постучал в облупленную дверь.

Бродяги пошептались, потом поставили свои пластиковые стаканчики на плиту, встали и подошли. Дождя они как будто бы и не замечали. Один, самый мелкий, остался сидеть у костра, причем стал озираться, изображать прикрытие. Круглые его очочки в сумерках поблескивали красными огоньками. Мужики окружили лестницу, на верхней ступеньке которой стоял Боб. Они немного пошатывались, но спиртным не пахло.

– Слышь, рокер, с тебя десятка, – сказал один, самый крупный. Есть такая категория опустившихся спортсменов – пузо и оплывшие бицепсы. Боб понял: не бухали они, а запивали таблеточки.

– Я инвестирую только в хорошее. А вы замышляете плохое, – сказал Боб и еще раз постучал, посильнее. Тишина. Опять кидалово, подумал Боб; сегодняшнему дню пора бы кончиться наконец, слишком неудачно он складывается.

– Сами возьмем, – пообещал спортсмен. – Давай не будем портить друг другу вечер, толстый?

Вдруг дверь открылась, и на пороге, на фоне освещенного проема возник хозяин – невысокий лохматый субъект, укутанный одеялом. Его появление никого не смутило и не отпугнуло, даже наоборот – события начали стремительно развиваться. Один из любителей фармакологии выскочил из-за спины капитана команды и махнул в сторону Боба прутом арматуры. Боб подхватил рюкзак и закрылся им, как щитом. Тут же в скулу прилетел кулак первого спортсмена. Боб начал отступать в сторону, стараясь не поскользнуться на мокрой траве, – ломиться в двери к незнакомому человеку не стал. Нападающие весело заматерились, предчувствуя безопасное приключение.