– Хочешь, чтобы я придумал тебе одежду под твой новый образ? – спросил Пьер.

Лили пожала плечами.

– Я не уверена, что тебе надо отвлекаться на такую ерунду. Я могу что-нибудь купить себе в универмаге.

– Это не ерунда, это даже интересно, можно ли одеть женщину, как пролетария, и чтобы она все равно выглядела красиво. Такого я еще не делал.

– Хочешь сказать, что готов подумать над коллецией повседневной одежды для работающей женщины? – развеселилась Лили.

– А почему нет? Ведь работающие женщины тоже хотят красиво одеваться. Я не прав?

– Еще как прав, конечно, вот только у них для этого маловато денег.

– Это я тоже понимаю. Пойдем обедать, и ты мне расскажешь, что носят работающие женщины. Давай-давай, Лили, просвети меня! Может из этого выйдет что-то толковое.

После кафе Пьер повел Лили в универмаг. Он не собирался покупать ей там одежду, во всяком случае, не сейчас. Он хотел посмотреть, что там продается для не очень богатых женщин, и чем это отличается от того, что делает он. Не то, чтобы он не видел, во что одеты женщины на улице, но его мозг фиксировал только те наряды, которые соответствовали его представлениям о хорошем стиле. Сейчас он хотел понять, как хочет одеваться Лили, чтобы на работе на нее не смотрели косо. Он скептически осматривал вешалки: юбки, блузки, платья, жакеты. Очень простые и скучные материалы: никакого шелка или шифона, никаких кружев, воланов, оборок. Блузки скучные, только вытачки, усаживающие вещь на женскую фигуру и отличают их от мужских рубашек. Летняя мода получше, цвета более яркие, но все очень примитивно. Скучно, тускло, безлико! Не одежда – голая функция! Неужели его Лили будет такое носить!

– Тебе это все не нравится – констатировала жена, увидев выражение его лица.

– А тебе?

– Мне тоже не очень, хотя вот эту блузку я надеть могла бы. Особенно, если убрать манжеты.

– Убрать манжеты? Хорошая мысль! Мне воротник этот тоже не нравится, можно только стойку оставить. Послушай, а ведь это идея! Возьми вот эту блузку, то платье, и вот еще юбка неплохого качества. Я попробую над ними поколдовать немного.

– Пьер, я не понимаю. Если ты все это будешь переделывать, то чем это все будет отличаться от того, что у меня уже висит в шкафу? Только тканью?

– Нет, не только. Все будет очень лаконично, никто не скажет про тебя, что ты богачка, не волнуйся. Ты ведь этого боишься?

– Не боюсь, но мне неприятно, что они так думают.

– Поэтому ты готова нацепить на себя вот это? Нет, уж, любимая, я не могу такого допустить. Мне надо, чтобы все видели, что ты элегантная женщина. Ты красива и все должны это видеть. В красоте нет ничего постыдного, и глупо ее скрывать под этой страшной оболочкой. В конце концов, я же все-таки модельер, я могу даже из этого барахла сделать то, в чем не стыдно будет выйти на улицу.

– Ты чудо! А еще ты страшный хвастун, но я тебя все равно люблю, – засмеялась Лили и поцеловала мужа.

– Я тоже тебя люблю, причем не важно, что на тебе надето, а, кстати, – он наклонился к ней и прошептал на ухо, – я даже предпочитаю, чтобы на тебе вообще ничего не было.

Пьеру потребовалась всего неделя, чтобы переделать купленные в универмаге вещи. Сейчас они выглядели вполне достойно: никаких лишних украшений, кружевных вставок, шнуров и прочих изысков, которыми славился его Дом моды. Тот же не очень дорогой материал, но хороший крой – и вещь перестает быть убогой. От платья он велел отпороть рукава, сделать более глубокую пройму, и получился сарафан, который можно будет надеть с любой блузкой, даже с той белой, которую они купили. Теперь она была с укороченными рукавами, более глубоким и изящным вырезом, и прекрасно смотрелась на его красавице жене. Так почему же фабрики шьют такое убожество? Потому что никто не делает для них правильные выкройки и красивые модели – ответил он себе.