Кристиан взял себя в руки, выудил из свёртка рубашку и быстро натянул ее мне на голову. Я ему помогать не собиралась. Стояла, скромно опустив глаза в пол, и не шевелилась.

Мой похититель выдохнул и взял мою руку за запястье, чтобы продеть в рукав. От прикосновения его пальцев со мной снова что-то произошло. В этом месте ощутимо кольнуло, скользнуло под кожу и ударило в голову, как крепкое вино. Кристиан замер, не отпуская меня. Я не удержалась, вскинула глаза, ошеломленно разглядывая мужчину. Какие у него глаза. Зелёные, прозрачные, как чистые изумруды.

Похоже, что Кристиан был потрясен не меньше меня. Он гулко сглотнул и сделал движение головой, словно собираясь прикоснуться к моим губам. И я отчетливо поняла, что с трепетом жду этого.

Но проводник тряхнул головой, словно сбрасывая наваждение, отступил и вышел из комнаты, бросив на ходу:

- Если желаете прогуляться, сумеете разобраться с одеждой.

Разумеется, я оделась. Сидеть в комнате, даже в компании с чудесной книгой, это не то же самое, что окунуться в неизведанный мир, о котором раньше я только читала.

Перед выходом Кристиан проверил крепления на моем костюме и нахлобучил колпак, всячески избегая любого телесного контакта. На меня он тоже старался не смотреть, но всё-таки я ловила на себе его задумчивые нечаянные взгляды. Однако разбираться и с его, и со своими реакциями я решила позже. Сейчас душа моя горела в ожидании новых впечатлений.

В конце концов, чем не отдых? Кормят, развлекают, выгуливают. Буду получать от вынужденного безделья максимум удовольствия.

Мы вышли сначала в тамбур, прикрытый пропитанной тем же раствором, что и костюм, тканью. Кристиан тщательно закрепил ткань обратно и только после этого открыл дверь. За ней снова оказалась ткань, так что процедура повторилась.

Я огляделась. Мы стояли во внутреннем дворе здания. Здесь запустение оказалось намного более видимым. Красивая мозаика на полу практически уничтожена пробивающимися сквозь нее растениями. Стены дома тоже увиты чем-то вроде плюща, а беседка в центре почти им погребена. Слой рыжей пыли покрывал все вокруг. И только от нашего порога была протоптана заметная тропинка. По ней мы и пошли.

Кристиан вел меня по каким-то второстепенным улицам, и с каждым шагом я все отчётливее понимала, что город разрушен гораздо больше, чем мне показалось сначала. Караваны водили по центральной улице, которую, видимо, периодически очищали и от пыли, и от растительности. А чуть подальше от центра дикая природа уверенно возвращала себе власть над этим местом.

Первым сдалось дерево. Рухнувшие балконы, сломанные качели, прогнившие навесы постоянно попадались и на глаза, и под ноги. Мой проводник шагал уверенно, и в какой-то момент, подняв глаза на его лицо, которое он снова спрятал за маской, я испытала лёгкое головокружение. Я видела эту сцену во сне.

Но Кристиан даже шагу не замедлил, поэтому я потрясла головой, прогоняя растерянность, и от этого движения, утихшая было головная боль, ворвалась в сознание, как через открытую дверь. Я приглушённо взвыла, и проводник тут же развернулся ко мне. И как только услышал сквозь две маски - свою и мою?

- Что случилось? Споткнулись?

- Нет, голова разболелась.

- Мы возвращаемся, - не терпящим возражения тоном заявил Кристиан.

- Но... Почему?

- Первый симптом отравления - головная боль, - сказал проводник, хватая меня за руку и разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. - Возможно, в вашем костюме протечка.

Назад мы почти бежали. К головной боли добавилась тошнота, и остаток пути единственное, что занимало мои мысли - это удержаться до того момента, когда с меня снимут маску. Удержалась. Колпак с меня снять успели. А вот с завтраком пришлось распрощаться. Радует, что произошло это в уборной, но огорчает, что Кристиан выйти не успел. Не то, чтобы мне было важно его мнение обо мне, но дело это сугубо деликатное.