– «То есть» – это моя фамилия, – сгрубил я.

Главной фигурой собрания оказался некто Иван Павлович Вихуньков – личность на редкость малорослая, неприметная, пожухлая, с огромными линзами в учительской оправе и вытертой плешью. Все женщины без исключения звали его Ванечкой. А женщин, кроме названных, было еще две. Одна, судя по всему, подруга Ванечки, восходящая оперная звезда, разумеется, солистка Большого театра. Она и сама была большая. Правда большая – и все тут! И звали ее Ольгой. Вот все такое большое и круглое. А другая… Тут я просто готов был надорваться от смеха: другая была нашей популярной ведущей с телевидения. Местного, само собой, барнаульского! И само собой, она была красавица!

Все находились уже в хорошем подпитии, потому на реверансы время тратить не стали.

– Барнаул? – выплюнул генерал и стал водить пальцем по краю стакана, покуда тот не завизжал противно. – И вот они все как есть трое из Барнаула? Разыгрываете?

Генерала убедили, мол, так оно и есть на самом деле. Он узнал, что я тоже из Барнаула, и добился от меня утверждения, будто в Барнауле почти все такие – красавицы на подбор:

– Нет, не почти – все!

К тому времени я уже приканчивал второй стакан коньяка. И ведь знал же: с военными людьми не пошутишь.

– У нас свободный борт найдется? – Генерал повернулся к человеку в штатском и, не дожидаясь ответа, скомандовал: – Завтра летим в Барнаул. – Он повторил название нашего города на разные лады и заметил: – Здесь что-то есть от Луны… А где у вас там… Ну, где они все собираются?

– Девочки? А выйдешь на Ленинский – лопатой греби!

– Обеспечишь?

– Запросто! – меня несло на волнах коньяка и злости моей бывшей.

Генерал приложил широкую ладонь к столу, точно печать поставил:

– Все, завтра садимся на Ленинском.

Я представил, как какой-нибудь Су, или Ил, или Ан, срубая мои любимые тополя, приземляется на аллее посреди проспекта. Вот доигрался! Дожить бы до завтра и утром не умереть со страха!

Ладонь будущей примы на лысине Ивана Павловича, а он стоит на коленях перед телеведущей из глухой провинции и обещает ей бросить под ноги от трапа самолета ковровую дорожку, сплошь усыпанную бриллиантами. «Интересно, до какого места дотянется дорожка?» – вертелся у меня в голове дурацкий вопрос.

– Ему запросто, – авторитетно заявил генерал, пытаясь стащить кофточку с Галки. – Я хочу поцеловать Вас в локоток, – объяснил он свой порыв.

– Так же проще! – отбивалась манекенщица, закатывая рукав.

Забыл сказать, что все происходило в однокомнатной квартирке, где кухня от комнаты отделена едва намеченным выступом стены. Театр военных действий! Космических!

Среди веселого погрома и любовного запала спокойствие – я бы даже сказал, невозмутимость, – демонстрировали только космонавт в штатском и оперная прима Ольга. Нелетавший космонавт Радик досадливо поглядывал на жену, предлагая всем девушкам по очереди выпить на брудершафт. Надо отметить, девушки вели себя достойно. «Так вам», – злорадствовал я.

И тут случилось что-то незапланированное. Звонок в дверь, легкая суета в доме – и нет ни космонавтов, ни моей бывшей жены, ни телеведущей. Последняя, как я узнал позднее, исчезла под шумок: ее положение было самым угрожающим. Но так исчезнуть целому полувзводу! Солдаты из казармы по команде «Готовность номер один!» столь быстро не разбегаются.

На лестничной клетке я успел заметить военного в младшем офицерском звании, многозначительные взгляды своей жены, брошенные из-за спины Радика, и услышал сдавленный рык генерала:

– Космонавтами не рождаются!

– Военная тайна! – блеснув своими линзами, молвил Иван Павлович.