Внезапное исчезновение гостей нисколько не огорчило хозяина:
– Завтра поедем покупать мне машину: день рождения как-никак. А сейчас ну все это… – Он обвел взглядом разор на столе и во всей квартире. – …А поутру они просну-у-у-лись! – И начал демонстрировать желейную дрожь всех прелестей Ольги по очереди. – М-м-м, – сладко постанывал он. – Ур-р-р, – урчал ошалевшим котярой.
Свет выключен, кровать ухнула под мощной звездой, а мы с Галкой остались один на один с диванчиком в темной комнате.
Глава третья
Муха. Отвратительная зеленая помойная муха.
Анимация – оживление, одушевление. Тогда, выходит, реанимация – наоборот?
Меня-то зачем сюда привезли?
Все-таки не вяжется исключительная стерильность всего вокруг и эта муха, свободно разгуливающая по палате. Декабрь на дворе, между прочим!
Монитор над головой дедушки показывает несколько причудливых линий: синие, зеленые, красные, коричневые. Вот эти, коричневые, вызывают неприятные чувства, тревожные, они разгуливают по синусоиде, все время меняя ее амплитуду и ширину шага. Я знаю, у меня за спиной такой же, очень хочется повернуться и посмотреть. Но я, хотя и не привязанный, в движениях ограничен, шея не ворочается.
– А что на картинках? – спрашиваю сестру, скорее чтобы подразнить ее.
И тут она высовывает язык. Представляете, я лежу тут, можно сказать, в палате смертников, а мне официальный представитель персонала язык показывает! Да как она!.. Да я ее!.. А язычок аккуратненький такой, узенький, розовый, без намека на нездоровый налет.
– Боже мой! У вас тут мухи в реанимации! Понимаете, да?
Дед мне прохрипел сквозь бульканье мокрот в искусственной трахее:
– Реанимация – оживление мертвых, приведение в чувство зомбированных.
– Дед, а дед? Ты меня слышишь?
Хрипение в ответ.
– Деда! Ты меня слышишь? – тормошит соседа сестра. – Давай-ка мы с тобой почистимся… Ты трубку не закусывай, не закусывай трубку, говорю!
– Хр-р-р-р!
– Оля! Тащи эту железяку! Сейчас мы ему последние зубы попортим! Мать честная, да у него они все до одного целы!
Притащили что-то наподобие ширмы, отгородили деда от меня: будут делать санацию. Санация. Чистка. А ширма для того, чтобы поберечь мои нежные чувства.
– Вот так, разожми-ка еще рот, я же знаю, ты меня слышишь! Ты хитрый дед. Ну вот, услышал же.
Через некоторое время они уходят, но ширму оставляют.
– Дед, – окликаю его довольно громко, – я же знаю, что ты слышишь.
– Хр-р-р-р…
– Говорят, никто не болеет случайно, не слышал?
– Хр-р-р-р…
– Сказывал кто-то, что умирают от беспомощности перед жизнью, которая так и выражается: отказывают легкие.
– Хр-р-р-р…
– Дед, они мне всегда повторяли: если хочешь жить, выкидывай из башки все страхи и неприятности дальнейшего существования! И начинай нормально жить!
– Хр-р-р-р…
– Дети, к слову, тоже болеют неслучайно! Это доказано-передоказано. Зайди в любую детскую поликлинику и спроси у мамы любого ребенка: «У вас дома не все в порядке?» – и она ответит «да». В счастливых семьях дети здоровы. Только счастливых семей нет. Во всяком случае, там, где дети еще маленькие.
– Хр-р-р-р… Знаешь, меня часто стали одолевать воспоминания…
Что такое? Я оглянулся на дверь, но там никого не было!
– Это ты, дед?
Тишина. А после паузы опять:
– Какие-то мелочи, детали… И еще в последние год-два часто вспоминаю ту твою длинноволосую, похожую на гречанку с Крита. Раньше я ее не вспоминал так часто! А теперь почти каждый день. И я думаю, что это тоже из разряда неслучайностей. Она как бы сопровождает мои мысли. И ходит поверх твоих! Фантастическая женщина! С ней было интересно из-за того, что она умела не фантазировать. Она сама была фантазией! Глядя на нее, придумывали другие. Она же только усмехалась. Она вела! Думаю, именно за это ее любил… известный тебе затейник. А она почему-то любила тебя, беззатейника… Каждый год тринадцатого февраля вспоминаю ее. Память должна быть светлой.