И еще одна радость была в том городе: со стороны сопредельного государства, носящего скромное название Афганистан, хорошим таким, жирным потоком лилась контрабанда всевозможная, в себе материальные блага загнивающего Запада несущая. Промышляли этим благородным ремеслом все без исключения, кто хоть какую-то возможность имел на законных основаниях через пограничную реку переправиться и там, в дуканах афганского городишки с красивым названием Хайратон, капиталистическим ширпотребом отовариться. И водители автотранспортного предприятия, которые по межгосударственному соглашению в соседнюю республику ежедневно фурами материальную помощь от дружественного советского народа возили. И работники речного пароходства, которые по реке, границей между государствами служащей, баржи и иные кораблики в нуждах народного хозяйства сопредельной страны гоняли. И всевозможные работники торговых представительств и внешнеторговых банков великого на тот момент и еще сильно могучего СССР. Да и сами пограничные стражи, чего уж тут греха таить, в этом дружном оркестре изворотливых индивидов отнюдь не последнюю скрипку играли.
По этой причине гражданам, проживающим в Петькином городке и имеющим достаточно средств, чтобы заплатить за иностранный ширпотреб, не составляло никакого труда шляться по улицам в настоящих Levi's и Adidas, а дома с упоением рассматривать видеофильмы о крикливом Брюсе Ли на японском видеомагнитофоне, купленном, правда, за половину стоимости двухкомнатной квартиры. Ну а дальше, после того как удовлетворялся спрос местных горожан, все это заграничное богатство, естественно прирастая в цене, расползалось по необъятным землям Советского Союза, обогащая неимоверно всякого Петькиного земляка, который это иностранное барахло из сопредельного Афганистана умудрялся привозить.
Однако, если сказать по правде, Петькина семья финансовым избытком почти никогда обременена не была и похвалиться пресыщенностью на бытовом уровне попросту не могла. Не на все и не всегда денег хватало. Тем не менее и у него годам к восемнадцати уже были свои собственные фирменные джинсы, а в доме имелся пусть и старенький, но все-таки двухкассетный магнитофон, произведенный на свет известной японской компанией в славном японском городе Кадома, что раскинулся в не менее славной префектуре Осака. Поэтому, будучи облагодетельствованным прекрасным звуковоспроизводящим прибором, обменявшись кассетами со всеми знакомыми и незнакомыми раз по десять, мог Петька на слух, уверенно и безошибочно, отличить Сьюзи Кватро от Фредди Меркьюри. А альбомы «Битлз» мог перечислить по названиям и годам выхода, даже если его с этим вопросом посреди ночи ведром холодной воды разбудить.
Вот в таких вот замечательно интересных условиях и вырос наш Петька. Свободным, как южный ветер афганец, и крепким, как мореный саксаул. Горести бытия и жизненные невзгоды пропускал он через себя, не сильно кручинясь, проявляя при этом истинные и лучшие качества преданного ученика древнегреческого товарища Зенона Китийского. Согласитесь, ну ведь не повод же это вовсе, руки заломив, в трагедию уходить и в душевные терзания пускаться, если тебе от отца за разбитый радиоприемник, к примеру, или за карбидовую бомбу, во дворе звучно взорванную, экзекуция ременная светит. Чего тут в мучительных предчувствиях терзаться, катастрофического исхода ожидая? Не нужно вовсе, потому как лишнее все это. Совсем ведь не сложно из дома на пару-тройку дней удалиться, дабы рассерженному прародителю гневные очи не мозолить. Всего и делов-то! Поспал на уличном топчане под тенистым виноградником, тем же виноградом с утра подкрепился, и вперед – нас ждут великие дела! Месить босыми ногами пыль улиц и мутить деяния, близкие по тяжести с уже разбитым приемником и взорванной бомбой. А через пару дней и возвернуться можно, потому как и про приемник уже забывать начали, и по Петьке уже малость заскучали. В общем, не жизнь, а сказка. Оттого, такой сказочной жизнью взращенный, представлял собой Петька яркую и насыщенную смесь из любознательного пионера, почти отличника времен социалистического общества и пронырливого беспризорника Гавроша, проживавшего некогда в Париже времен Июньского восстания. Замечательный и примечательный мальчик, одним словом.