В незапамятные времена, году в девятнадцатом, был случай. Зашла дама в эдакой взрослой шубе и спрашивает:

– Где у вас книги, которые сейчас читают все подростки? Только чтобы они были не переводные.

– Ну вот, например, наша книга месяца – «Часодеи». Суперпопулярная серия. Как раз первый том со скидкой. Это приключенческое фэнтези.

– Вы меня обманываете!

– Какой мне смысл?

– Если бы книга была популярная, она не была бы напечатана на такой… – тут она взяла книгу за угол, как грязную тряпку или дохлую крысу, так, что та повисла в воздухе, раскрывшись, и тут же с отвращением отбросила обратно на выкладку, – …туалетной бумаге.

Когда я сильно злюсь, у меня делаются жизнерадостные интонации токсично-позитивного диснеевского персонажа. Тогда я так разозлилась, что моя улыбка начала материализовывать из воздуха шарики, конфетти и фейерверки.

– Давайте я вам расскажу про разницу между туалетной бумагой и газетной! – И голос у меня такой делается тоже рекламный. – Вы, наверное, нечасто пользуетесь туалетной бумагой. Дело в том, что на ней очень сложно печатать именно книги! Туалетная бумага с «приколами» – технически совершенно другая история, тогда как газетная (кстати, ее можно использовать вместо туалетной, если так, знаете, смять и потереть), тоже довольно дешевая, и уж на ней…

Тут дама поняла, что над ней издеваются, и ускакала, едва не лопаясь от гнева. А я призадумалась и продолжила наблюдение.

Ладно ненависть к газетке, под которой люди, пишущие отзывы на маркетплейсах, разумеют все виды сероватой бумаги. Интереснее всего с кремовой. То ли у меня в маленьком книжном сбились настройки, то ли явная ненависть к ней действительно постепенно уходит – но раньше дорогущую бумагу lux cream, у которой был приятный и полезный глазу теплый оттенок, легко было вычислить по отзывам вроде «хорошая книга, но бумага какая-то желтая, невысокого качества». Откуда это? Сказывается советская привычка к бумаге всего лишь трех видов – газетной, беленькой и мелованной? Хотя мелованная вроде бы сдает позиции и все меньше людей считают ее истинным признаком роскоши. У меня недостаточно данных, хоть иди учись сразу на типографа и на антрополога.

Или вот недавно был противоположный случай, речь шла как раз о меловке. Пришла постоянная покупательница А., которая училась во Франции, лет двадцать работает в модной индустрии и в силу этого имеет обостренный нюх на стильные вещи. И вот с ней диалог:

– Какая приятная книга, но почему, блин, опять на меловке? Сколько можно, это же портит впечатление!

– Потому что здесь графика с кучей мелких-премелких деталек. Нужна четкость, поэтому меловка. На ней очень хорошо печатать тонкие четкие линии, очертания не искажаются.

– Но ведь есть плотный матовый картон? Вот как хорошие альбомы печатают, скажем, во Франции, в Италии – тоже полиграфия на высоте, но нет этого идиотского глянца.

– А теперь представьте питерскую бабушку, которая покупает внуку Шерлока Холмса за пятьдесят евро.

– А!

– И вдобавок представьте, как вы ей объясняете, что такая цена именно потому, что бумага не блестит, когда для нее всю жизнь меловка была показателем хорошего издания.

– Но что делать?

Дальше я заикнулась было про «потихоньку терпеливо объяснять, что…», да так и заткнулась, потому что вспомнила все случаи, когда покупатели отказывались от сказок с иллюстрациями Билибина из-за того, что, цитирую, «тусклые цвета какие-то и непонятные контуры» – не круто, внуки не поймут.

Я же не понимаю двух вещей: зачем ребенку от года до трех русские народные сказки и что после трех может быть непонятного в плакатно-декоративном, нарочито ясном Билибине. Но говорить это вслух бессмысленно, потому что не за тем люди приходят в книжный.