– А если этот ваш БАМ сломается до конца курса?

– Ну, если модуль износится раньше времени или придёт в негодность по каким-то иным причинам, то мы тут же заменим его на новый. Это немного неприятно, но уверяю тебя – не смертельно.

– «Не смертельно»? Я снова услышал непонятное слово. – А этот термин что означает?

Пётр развеселился:

– Не знаю! Это из жаргона пациентов изолятора, там у них и спросишь. И помни: если что понадобится – обращайся, и всегда будешь услышан. Мы ведём постоянное наблюдение за каждым пациентом и всегда удовлетворяем все просьбы самым наилучшим образом. Сложность только в том, чтобы не путать желания пациента с желаниями его модуля.

– А так бывает?

– Бывает, но это тоже побочный эффект терапии. Ну, приступим к имплантации. Увидимся при снятии или замене модуля! Удачи!

Он сверкнул чем-то чёрным, и я снова потерял сознание.

***

Белковый Автономный Модуль открыл отверстие на своём шарообразном выступе, втягивая необходимый для метаболизма атмосферный газ. Именно в этот миг сила доктора Петра впечатала меня в него. Бам!

И я тут же осознал, насколько модуль примитивен и неудобен. Он был совсем новым, влажным и тёплым, с неуклюжей моторикой.

В тот же момент я остро осознал своё бедственное положение. Отчаяние захлестнуло меня, и я задохнулся от очередного приступа жалости к себе.

Я – за бортом великой игры, финалист, потерпевший жестокое поражение, обессиленный и полуразрушенный, с раздробленным энергетическим остовом своего существа. Псих в смирительной рубашке белкового тела, калека с усечёнными до четырёх измерений чувствами, в изоляторе на маленькой планетке, едва освещённой огнём жёлтого карлика и под завязку заполненной оксидом водорода!

Мне предстоит неопределённое время налаживать жизнь и учиться пребыванию здесь среди подобных мне ущербных психов-инвалидов, которые лишены даже таких элементарных способностей, как полёт в пространстве!

Я хотел высказать всё это несправедливому миру, но ещё не освоил искусство пользования речевым аппаратом БАМа и смог выдавить из себя только один робкий крик.

– Ааааа!

Кричал я от боли, обиды и безысходности.

– Ааааа!

Кричал я, выпуская из отверстия модуля кислородосодержащий газ, набранный им для продолжения жизнедеятельности.

– Ааааа!

Кричал я с ужасом, открывая для себя, что даже в выражении эмоций теперь позорно завишу от физиологии этого белкового тельца.

Что-то щёлкнуло у меня в голове. Видимо, сработал предохранительный блокиратор памяти, который принялся архивировать воспоминания о прошлом, настоящем и будущем, загоняя их в глубины клеточных структур, оставляя на поверхности лишь то, что могло способствовать выживанию, – самые примитивные навыки.

– Поздравляем, мамаша! У вас мальчик! – мои полукруглые аудиодатчики, расположенные на продолговатом выступе БАМа, уловили информацию из сотрясения воздуха.

Я с трудом разжал шторки, прикрывающие зрительные рецепторы, сканирующие пространство в непривычно мизерном спектре световой волны. На меня смотрела та, которую назвали «мамашей». Видимо, такая же калека, как я, но за многолетний срок пребывания в изоляторе забывшая о своей истинной природе и возможностях (интересно, сколько она уже сменила этих автономных модулей?). Она протянула ко мне передние манипуляторы, осторожно схватила моё маленькое тельце и положила рядом с собой.

Запустилась встроенная сервисная программа модуля. Я отдался под её полный контроль и, обессиленный, прильнул к ближайшему мягкому розовому источнику белковой пищи. Белая питательная жидкость потекла в ротовую полость, и мой разум на долгие годы стал погружаться в тяжёлый лечебный сон. И, засыпая под ритмичные толчки своего грудного насоса, предназначенного для перекачки по телу красной физиологической жидкости, я клялся себе: «Я выздоровею! Я проснусь! Я выздоровею! Я проснусь!..»