Я от души налегал на плов, зачерпывая его с блюда обоими руками и жадно запихивая в рот. Такое поведение впрочем никого не удивляло, пировавшие со мной в ханском шатре тоже с пловом не церемонились. Был он у них – объеденье, рисинка к рисинке! После девяти дней, во время которых я ел одно сушеное верблюжье мясо, я боялся, что набью пузо так, что оно треснет. Вина тоже хватало. Я поблагодарил гостеприимных хозяев и, чуть пошатываясь, отправился к выделенной мне юрте. Остановился перед ней – ночь чудо как хороша, вообще тёплые южные ночи не сравнить с зябкими питерскими, воздух вокруг как парное молоко и пахнет сушеной травой и овечьим помётом… благодать. Раскурить бы сейчас сигаретку..Я вспомнил про табак, одолженный во время скачек. Надо приобщаться к местным традициям! С такой мыслью я сунул в рот половину плитки….

….Сбежавшиеся на вопли кочевники нашли меня часа через два, лежащего скрюченным в ковыле за несколько километров от становища. Щёки мои заливали слёзы, во рту всё горело, а распухший язык с трудом шевелился… более ядреной штуки я в своей жизни ещё не пробовал, ощущение такое, будто мне в глотку со всего размаху вбили деревянный кол…

«Чтобы я ещё хоть раз попробовал какой-нибудь местной изюминки..ну уж нет!» – пообещал я себе и отправился в юрту спать.

Однако поспать в ту ночь мне было не суждено, поскольку почти сразу же из-за войлочной стенки юрты раздался нежный девичий шепот:

– Алпамыш-батыр, вы спите?

– Уже нет, – громко сказал я, поспешно запахивая полы халата, заходите.

В юрту вошла крохотная девушка с традиционной копной косичек.

– Меня зовут Суксур, – представилась гостья, я служанка Гуль-Барчин. Моя хозяйка приказала: пусть придёт ко мне юный красавец джигит!

Я заалел как пионерский галстук..

– У моей госпожи, – ворковала Суксум, – речи сладки словно мёд, кудри её благоухают розами, а глаза темнее самой тёмной ночи. Разве вы не знаете нашего старого обычая – молодой жених должен тайно проведать свою милую.

Я, признаться, заробел, если бы Барчин-ай и вправду была моей невестой… а вдруг приедет настоящий Алпамыш и вкопает меня за такие дела по шею в землю, по старинному обычаю…

– Суксун, – замялся я, – я бы с радостью, но ведь это будет не честно, я ещё не выиграл состязания.

– Зато вы уже победили в скачках, – возразила девушка, – Ай-Барчин так истосковалась по вам, личико её скоро пожелтеет как листок шафрана, Гуль-Барчин скоро выплачет прекрасные глаза, увянет как розовый куст осенью. Посещать невесту наша старинная традиция, загляните к ней хотя бы на мгновение…

Каюсь. Не устоял! Перед моими глазами сверкали очи Барчин из моего сна…

«Хорошо», – согласился я, и Суксум радостно улыбнулась. Мы вышли из юрты и крардучись пошли по дну сухого оврага.

– А вы и вправду такой робкий? – хихикнула Суксум, – про вас рассказывают совсем другое!

– Что про меня рассказывают? – буркнул я.

– Говорят, будто у вас сорок девушек-прислужниц, которые встречают вас каждый вечер с охоты и выполняют все ваши прихоти.

– Да?! то есть да! – подтвердил я и с ужасом представил сорок девиц, постоянно проживающих в моей однокомнатной квартире…

– Вот юрта Барчин-ай, – показала пальцем служанка на белую бархатную юрту и незаметно куда-то скрылась. Я подошел к юрте с некоторой опаской, вспомнив всё, что мне рассказывал про мою нареченную невесту Фазыл, плечи мол огого, и батыра придушила… Нет, не может Барчин быть такой свирепой, про меня Фазыл тоже постоянно какую-то околесицу нёс. Девушка именно такая, какой я видел её во сне! С этой мыслью я решительно вошёл в юрту. Навстречу шагнула моя невеста… на голову меня выше и в три раза шире..шутка… была она точь в точь как во сне: стройная и тоненькая, с распущенными волнистыми, чёрными как смола волосами и нежным румянцем, а когда она улыбнулось, то всё лицо её стало в сто раз красивее.