Вместо ответа послышалось недовольное многоголосое бурчанье и ругань.

– Так, Думитур, так, – остановив жестом очередную грубую колкость белобородого рыцаря, с готовностью проговорил я. – Скажи-ка лучше… На берегу мы видели рабов. И я прямо затылком чую, что тут не все так просто. Ты можешь нам помочь?

– Нет, – твердо заявил тот. – Я вам не враг, но и приятелями нам стать, скорее всего, не придется. Боюсь, у вас не слишком много времени. Да и своя шкура всегда дороже, как вы верно знаете. Однако я готов скрасить последние мгновения приятной, а может и познавательной беседой.

– Не слишком много времени? – переспросил я. – Что ты имеешь в виду?

– Не прикидывайся дураком, малыш, – резко, со злобой в голосе рубанул Думитур. – Терпеть не могу, когда кто-то делает вид, что не замечает очевидного. Все вы наверняка уже догадались, что происходит на самом деле. Только боитесь признать те догадки правдой. Очень скоро самые крепкие из вас выйдут на арену, чтобы встретить там свою смерть на потеху ненасытной публике. Ну, а немногие, кто к полуночи все еще будет способен дышать и покинет круг гнева целиком, оплатят тем самым себе еще один день жалкого существования. И это не самый лучший исход. Уж мне ли не знать.

– Значит, мои домыслы оказались верны, – задумчиво буркнул я. – Нас не просто хотят сделать рабами. Нас отправят на бойню.

– Точно в яблочко, броктар, – радостно присвистнул старик, – точно в яблочко. Путь раба уготован для самых слабых. Тех, от кого в бою не будет ни прока, ни забавы. Но и эта участь завидна только до поры до времени. Вы же видали оглобли у жаровен там, снаружи? – Думитур указал обрубком руки в сторону тоннеля. – Это столпы искупления.

Чуть заметная дрожь внезапно проступила сквозь речь старца.

– Любой, кто хотя бы в малейшем посмеет ослушаться хозяина, неминуемо находит свою гибель, болтаясь на одном из них в ожидании, когда его тело по куску растащат ручные монстры Люто. Большинство умирают от голода и непосильного труда. Иные оканчивают свои дни на арене. И те, и другие также оказываются прикованными к столбам в качестве обеда. Все идет в дело. Ничего не пропадает, – он судорожно хохотнул.

– А ну! Не унывать! Выше хвост! – послышался снизу ободряющий бас капитана Дики. – Соберись, братва! Выкрутимся. И не у таких морских змеюк из-под носа выскакивали. А гнусные россказни чужака говорятся лишь для того, чтобы запугать нашего брата. Сломить наш дух. Не робеть, кому говорят! – уверенно продолжал Тычок. – Это не более чем выдумки старого, потерявшего рассудок призрака.

– Россказни? Выдумки?! – вдруг взорвался Думитур и, нервно потрясая безволосой головой, поспешно заковылял по ступеням. – Кто это говорит? – кричал он на ходу. – Воняющий мускусом, да набитый прибаутками меховой тюк?! Посмотри на меня и повтори снова, мне в лицо!

Калека застыл возле одной из камер нижнего яруса.

– Я сам прошел через все мыслимые границы агонии. Я единственный, кому удавалось оставаться в живых после каждого боя в круге отчаяния. Я перенес столько боли на своем коротком веку, сколько не испытывал весь твой мохнатый род вместе взятый! Что ты можешь знать о живом настоящем кошмаре?! – тяжелое взбудораженное дыхание изувеченного человека эхом расходилось по стенам тюрьмы.

– Успокойся, Думитур, – окликнул я пожилого воителя. – Они просто пытаются справиться со своим страхом. Никто из нас не хотел обвинить тебя во лжи. Помоги нам. Расскажи, как удалось уцелеть тебе.

Он поднял искаженное лицо и уставился на меня. Некоторое время вокруг слышался лишь звук падающих капель. Затем Думитур глубоко вздохнул, прикрыл единственный глаз и кивнул, точно соглашаясь с услышанным.