Мортимер. И то, и другое, и вообще всё, что вздумается. Фантазии, сны… Всё это для меня ценный материал. Сэр Генри, почему не притрагиваетесь к еде?

Генри. Что?

Мортимер. Выпейте лекарство, сэр, и кушайте, кушайте, пожалуйста. До ланча еще не так скоро.

Генри. Да, да, сейчас. (Продолжает сидеть, нервно постукивая вилкой по краю тарелки. Внезапно вскакивает из-за стола в слезах, выбегает из зала.)

Мортимер. Черт возьми! Сэр Генри! Сэр Генри! (Уходит.)

Уотсон что-то ищет в карманах, дотошно осматривает пол.

Вечер. Баскервиль-холл, тисовая аллея. Рядом с калиткой, ведущей на болота.

Здесь Мортимер, Уотсон и Генри.

Мортимер. Я намеренно попросил заасфальтировать эту часть территории. Я понимаю, это противоречит историческим реалиям, но мне нужно было как-то зафиксировать легендарные следы, оставленные здесь в день смерти сэра Чарльза. Помните, что говорится в повести? За оградой, у самой калитки были обнаружены следы собаки чудовищных размеров. Подойдите сюда, джентльмены. Убедитесь.

Они приближаются к калитке.

Уотсон. Да, действительно, собачьи следы.

Генри. Огромные. Похоже, здесь побывал мутант.

Мортимер. Следы, оставленные на свежей земле, не смогли бы сохраниться. Пришлось пойти на хитрость, покрыть аллею и прилегающую территорию асфальтом. Теперь идем сюда, господа, по дорожке.

Выходят на аллею.

Внимание, джентльмены… (Указывает под ноги.)

Уотсон. Снова следы?

Генри. На этот раз человеческие.

Мортимер. Отпечатки ног бедного сэра Чарльза. В книге говорится, что его следы шли от калитки в направлении дома. Первые следы отпечатались отчетливо, была ясно видна вся ступня. Но затем были отпечатаны лишь носки ступней. Создавалось впечатление, будто сэр Чарльз либо крался на цыпочках, либо стремительно бежал, спасаясь от чего-то ужасного. Идем по следам, джентльмены, вместе с сэром Чарльзом…

Проходят еще немного.

Останавливаемся…

Генри. Что это?!

Уотсон. Доктор, я так понимаю, это контуры трупа.

Мортимер. Абсолютно верно. Силуэт покойного сэра Чарльза. Вот так он здесь лежал, господа. Совершенно бездыханный, с обезображенным от ужаса лицом. Вызванный мной констебль обвел его тело мелом. Чуть позже я распорядился прорисовать линии масляной краской, дабы это не было смыто дождем. Со временем собираюсь установить здесь бронзовый монумент. Бегущий по аллее сэр Чарльз накануне смерти. (Изображает предполагаемый монумент, принимая различные позы.) Вот так он бежит, господа… Оглядывается в сторону калитки… Думаю, нужно придать ему примерно такую позу. Да. И страх на лице… Вот так. Смешать в мимике испуг, горечь, ощущение близкого конца… Что-то в этом роде. Понадобится очень талантливый скульптор.

Генри. Но тогда логично было бы изваять собаку. Установить ее за оградой. Собака будет или нет, сэр?

Мортимер. А вот это было бы лишним.

Генри. Но почему?

Мортимер. Видите ли, сэр Генри, собака, наводящая ужас на обитателей Баскервиль-холла и близлежащие населенные пункты, это, своего рода, символ, метафора. Самые страшные вещи должны быть невидимы, господа. Для того чтобы загадка будоражила воображение, она не должна быть разгадана. Понимаете? Самая пошлая вещь в детективе, на мой взгляд, это финал. Тайна сбрасывает покровы, но в результате – сплошное разочарование. Такое чувство, будто тебя обманули. Потому что всё оказывается до крайности банальным, подчас даже комичным и нелепым, как всякая бутафория. Нет, господа, от собаки должны остаться только следы.

Вдали слышен протяжный собачий вой.

Следы и вой.

Генри. Что это было?

Уотсон. По-моему, это она. Собака.

Мортимер. Местные фермеры утверждают, что так воет собака Баскервилей, когда ищет свою жертву.