– Нет. Но похоже, что это оно.

– Погодите. Вот пришло скудное сообщение, – прорицательница показала указательный палец, призывая всех к молчанию.

Несколько секунд тишины, а потом она кивнула ректору.

На Вемовея вновь упал кокон молчания. И как назло, собеседники отвернулись, поэтому он не мог читать по губам следующей беседы.

*

– Говорите, Евдокия Леонтьевна, милости прошу.

– Я бы на вашем месте этого паренька придержала рядом. Какое-то событие в будущем грядет. Важное и веское, от его исхода будет зависеть процветание не только нашей цитадели, но и всей Лароссии. Этот мальчик сыграет в истории немаловажную роль. Сыграет, если останется в училище. Не упустите.

– Второй раз не уйдет. Иначе поймаю и удавлю как клопа лично, – рыкнул Заломин.

Прорицательница покачала головой:

– Нет, – она обратилась к ректору. – Захар, его нужно постараться удержать в стенах училища не силой, а заинтересовать, иначе сбежит. Он как ветер. Его клеткой не удержишь. Рано или поздно улетит. Для Лароссии будет лучше, чтобы поздно.

– А если он засланец? – фыркнул начальник вэйностражи училища.

– Эти сведения закрыты, Глеб Онуфриевич. Проверяйте, уточняйте, сдерживайте, но так, чтобы его от нас не забрали. Юноша должен остаться здесь. И еще, Захар, я вижу тебя гложет вопрос. Дай руку свою.

Старушка замерла, будто к чему-то прислушиваясь, а потом отмерла:

– Я не могу видеть большего по мальчику, но могу сказать точно по бумагам. Отправляй документы по Шуе в ССВ без колебаний. Они принесут только пользу. Сделай незамедлительно. Только, повторяю, мальчика не должны забрать от нас.
– Благодарю, Евдокия! А что ты скажешь о Шуе? – ректор помрачнел лицом. – Война все так же?

Старушка профессор в один миг будто постарела на десять лет, но в противовес все же улыбнулась:

– Я уже говорила. Война с Шуей уже двадцать лет присутствует в веере событий. С каждым годом эта вероятность набирает силу. Однако буквально на днях она резко снизилась на треть. Не спрашивай, причины не знаю.

– Покорнейше благодарю, – склонил голову ректор в учтивом поклоне.

– Всегда рада помочь, Захарушка. Ты бы отдохнул, голубчик. Вид у тебя уставший.

– Обязательно.

***
Глеб Заломин мерил шагами свой кабинет, тот, который находился в главном корпусе по соседству с залом совещаний. Лидочка Малинкина в дверях держала в руках кружку со сбитнем для него, но тот ее будто не замечал. Что за изнань дери, происходит вокруг этого лишака? Он уже почти видел, как этот бездарный юнец раскроет всех своих нанимателей, и в голос завопит, что в училище нет и не было никогда никакого шпиона, все придумано, чтобы посеять в смуту в их рядах. Но тут нарисовался этот загадочный ментальный блок, такой, что не пробили ни опытные чтецы, ни даже талантливая прорицательница Евдокия Плетняк. И Захар Лунев так и не получил опровержения той ереси о шпионе, которую нес этот наглец. А теперь еще эти поблажки для него! Захар даже допросы с пристрастием запретил проводить после слов Плетняк и слежку. Тьфу!

– Глеб Онуфриевич, остановитесь! – он все же разглядел стоящую перед ним девушку. Писарь обижено надула губки. – Я вам сбитень с перцем принесла, как вы и просили. А вы меня даже не замечаете…

Он остановился, и покаянно улыбнулся, как умеют улыбаться военные мужи: скупо. Через секунду другую кружка с напитком оказалась отставлена на стол. А Малинкина оказалась в медвежьих объятиях мужчины. Он по-хозяйски прижал ее к себе, глядя сверху вниз на трепет ее длинных ресниц, на манящие полуоткрытые алые губки, а потом припечатал поцелуем.

– Ох, – простонала девчонка томно. – Я так ждала этого. Вы не представляете…