– Прошу, не стоит так называть ее, – все же слабо заступился Рич за сестру.

– Ну а как ее еще назвать? – в ее глазах блеснули слезы обиды. – Она так на меня набросилась на балу. Видит, Единый, я ужасно перепугалась!

– Мне жаль, – он виновато переступил с ноги на ногу. – Понька, то есть Полина, очень печется обо мне, и иногда перегибает палку. Она еще совсем девчонка, хоть и одаренная. Прости ее, пожалуйста, – Рич перехватил девичью руку и погладил.

– Ну, если ты просишь, – вздохнула Регина. Грудь ее всколыхнулась в вырезе платья, – то конечно. Обещаю, я буду как всегда учтива и добра. И не опозорю нас в семье заместителя управного ССВ. Для тебя я все сделаю, милый мой.

Он светло улыбнулся, купая невесту во взгляде, полным обожания.

5. 4. Практика и помолвка

Надо ли говорить, что терпения Поли хватило лишь на половину званного обеда. Вид счастливого улыбчивого Рича и вежливой скромницы Регины отбил весь аппетит. А еще эти поздравления домочадцев. И планирование торжества на лето. Рич не сводил глаз со своей избранницы. Так что при удобном случае, Полина рванула с места под удачным предлогом:

– У меня практические занятия в городской лекарне!

И это было правдой. Единственно, практика начиналась только часа через три. Но это ничего. Недалеко от лечебного учреждения простилался Гурьевский парк, второй по величине в столице, где вполне можно посидеть и восстановить потраченные нервы.

Семейный вэйвоз или коляску Полина не взяла. Взбудораженной душе требовались движение и толчея. До места Полина добралась на городской конке, более быстрые и комфортные вэйбусы ходили очень редко. А там присела у фонтана на скамейке, разглядывая купающихся в луже голубей. Ранняя весна радовала ярким солнцем, зеленеющей местами травкой и высохшими парковыми тропинками. Клумбы представляли собой яркие орнаменты из тюльпанов. Почки на деревьях разворачивали клейкие листики. Воздух благоухал ненавязчивым сладким ароматом. Все бы идеально, если бы не помолвка брата.

Тут и нашел ее Геннадий Ромашкин или просто Ромашка. Так звали за глаза его все девчонки на уроках душеспасательства. Добрейший парень и к ней неравнодушный, чего никогда не скрывал. Между прочим, младший сын графа Евсея Ромашкина, хорошего спокойного человека, судя по состоянию его эмокарты. Видела она его как-то, заезжал за сыном.

Гена был на пять лет старше ее и уже доучился до четвертого курса на лекаря, а врачевательство душ изучал как дополнительную дисциплину. И при всем этом ни разу не кичился.

– Полина Демьяновна, верил, что найду вас здесь, – легкий приветственный поклон вежливого человека. Парень присел рядом на скамейку и уже более приватно добавил: – Ты чего такая печальная, кучеряшка?

– Вот еще, – пробурчала она, дернув себя за светлый локон. – Я просто невероятно возмущена.

Он заглянул в лицо собеседницы.

– Тебя кто-то обидел?

– Да нет, – призналась. – Это я злюсь. Брат сделал предложение руки и сердца девице, которой даже не симпатичен. Я его предупредила об этом, а он меня еще и обвинил! А теперь сидит с ней у нас дома и чаи распивает с медовыми кренделями.

Геннадий Ромашкин слушал ее и действительно сочувствовал. Вот за это его Поля и любила. Он какой внутри, такой и снаружи. И добродушный всегда. Она с девчонками с училища проверяла. Как-то пыталась его вывести из себя. Бесполезно. Толстокожий как древоед*, ей-богу.

– Представь, Рич сказал, что я останусь старой девой с моим отношением к ухажерам, – захотелось вдруг пожаловаться.

– Не останешься, – уверенно произнес Ромашка.

– Почему?

– Я женюсь на тебе, – выдал парень. – Да хоть завтра. И правда, кучеряшка, выходи за меня, а? Мне кажется, мы отлично поладим и составим завидную партию.