При виде столового серебра, хрустальных люстр, гобеленов и антикварной мебели Дэниэлу опять почти не верилось, что он находится в психиатрической лечебнице. Стальные решетки на окнах были мастерски задрапированы серо-голубыми, отливающими в перламутр, шторами. Он даже встал, подошел и потрогал ткань. На ощупь атлас был прохладным, как воды горного ручья.

Но какие-то, менее очевидные, признаки безумства Торнтона он мог наблюдать воочию. Например, оконные стекла со слегка серебристым отливом. Это было не обычное стекло, а экранированное со стопроцентной защитой от спин-лучей. Свежеперекленные обои в одном месте чуть-чуть отошли от стены, и под ними сделалась видна серебристая подложка – тоже экранирование. Дэниэл справедливо полагал, что подобным образом отделаны и потолки, и полы. Во всех комнатах дополнительно были установлены глушители спин-сигналов. Это было дорого и вряд ли радовало главного врача, но со своим баснословным состоянием Ричард мог позволить себе сходить с ума с любой степенью эксцентричности.

– Вот же поросенок ты!

Дэниэл развернулся.

– Добрый день, Ричард.

Не сказать, чтобы Торнтон обрадовался встрече. Ему уже явно доложили о резне во время штурма, и о Терезе тоже доложили. Его обычно меланхоличная скандинавская физиономия выражала возмущение.

– Как ты посмел сюда заявиться! Душегуб! – прорычал он, яростно сверкая голубыми глазами.

Подогретый гневом и биполярным расстройством, Ричард принял возвышенную позу и собрался разразиться высокоморальной и наверняка невыносимо длинной речью, но Дэниэл протянул их милости коробку с тортом.

– Вот. Терри специально испекла для тебя. Лимонный. Сказала, ты очень любишь.

– Лимонный? Правда?

Ричард сел и поглотил два огроменных куска кряду, отчего сильно подобрел.

– Господи Иисусе! Блаженство! Попробуй.

Дэниэл взял ломтик, прожевал и скривился. На его вкус лимонов было многовато.

– Многовато лимонов, – сказал он Ричарду.

– Многовато лимонов, – передразнил его Торнтон, – что ты понимаешь! Как Терри?

– Неплохо.

– Значит, теперь вы вместе с этой курицей будете вить гнездо, надо понимать? Что ты молчишь, паршивец?

– Ну…

– А еще мне доложили, во время этого штурма ты чуть ли не в одиночку перебил целую толпу Отцов-Дознавателей.

Дэниэл пожал плечами.

– Это было несложно.

– Но ведь на самом деле это было чертовски сложно.

– Ричард, я вообще-то к тебе по делу.

– Еще бы, – сказал Торнтон, закатывая глаза, – как я мог возомнить, будто ты зашел узнать, как я поживаю, как мое самочувствие. Что стряслось, выкладывай.

Дэниэл протянул ему черную папку.

– Будь другом, посмотри. Здесь техническая документация по Девятьсот Двадцатым, результаты экспертиз, лабораторных испытаний и так далее. Я хочу убедиться, что все в порядке, прежде чем это подписывать.

Ричард ничего не сказал, а молча взял папку и начал читать, время от времени легонько подергивая себя за мочку уха с бриллиантовой серьгой в три карата и ероша густые рыжевато-золотистые волосы. Минут через десять к ним осторожно заглянула приставленная к сиятельной особе сиделка – юное, воздушное существо в персиковой блузке и коротенькой юбочке, с прелестной, чуть приплющенной мордочкой, как у комнатной собачки породы пекинес.

– Как тут тихо у вас, лорд Торнтон. Все хорошо?

Он отмахнулся от надзирательницы, будто от назойливой мухи.

– Деточка, разве не видишь, я занят.

– Смотрите, не перетрудитесь, а то вы и без того проснулись сегодня в четыре утра, схватили блокнот и принялись записывать туда свои странные уравнения. Хотя я думала, раз уж вы проснулись среди ночи, мы займемся чем-то более интересным, чем сложение и вычитание, – прибавила она, надув губы.