Также я сопоставила внешний вид с голосами во тьме, и определила, что Крюкову зовут Анной, она же Афродита. Вторую девицу доктор называл Стешей, по фамилии – Митиной, а по рабочему псевдониму она, значит, Стелла. И лет ей, как оказалось, восемнадцать, а я думала – побольше. Афродита выглядела ещё старше, но сказала для записи в бумагу, что ей двадцать. Да, жизнь их обеих, очевидно, не балует.
Так, если у меня будет хоть малейшая возможность не ходить работать к мамаше Вехотке – я туда не пойду. Пожалуйста-пожалуйста. Я готова работать, даже выполнять какие-то действия, которых не хочет выполнять более никто. Спрошу у доктора завтра на обходе – вдруг им тут нужен человек убираться, ухаживать за больными или варить еду? Я могу. У нас вечно санитарок в больницах не хватает, здесь, наверное, тоже.
И ещё я наблюдала за тем, как работает доктор Зимин. И это совсем не походило на все известные мне представления о медицине.
Уже знакомый мне белый свет – да, он в самом деле исходил из его ладоней. Доктор делал какой-то жест, шевелил пальцами – и свет касался повреждённого участка кожи. И верите ли, сначала исчезли синяк и ссадина у Афродиты, а потом и у Стеллы, и Стелла ещё размотала свою не слишком чистую тряпицу с ладони, показав очень неприятный волдырь.
- Почему не пришла сразу, Стешка? – спрашивал доктор Зимин, пока водил своей ладонью над её ожогом. – Теперь одним разом не обойдёмся, а можно было бы сразу убрать, вот, как ваши сегодняшние боевые отметины.
- Да некогда было, - вздохнула та. – Мамаша Вехотка сказала, что так заживёт.
- Скорее всего, заживёт. Только долго ж будет заживать. С лечением-то не одного дня дело, - ворчал доктор.
- А вы скажете, что нам можно тут остаться? – спросила Афродита.
- До завтра – несомненно. Дальше поглядим.
И тут дверь снова открылась, и к нам хозяйской походкой вошёл ещё один мужчина. Выглядел он… так себе выглядел. Небольшой, но жилистый, наверное, сильный, так мне показалось. Пиджак коричневый мятый, на шее тряпка какая-то вместо галстука или шарфа, или что это тут у них. Из-под шарфа виднеется несвежий воротник рубашки. И даже шляпу не снял. Осмотрел нас, задержался на мне. Лицо в морщинах, но ни одного седого волоса. И глаза – чёрные, смотрят цепко, мне прямо спрятаться захотелось от взгляда. Но я не знала за собой ничего, за что на меня можно было бы так смотреть, поэтому выдохнула и спокойно взглянула в ответ – ну, попробовала.
- Скажите, Зимин, вот эта барышня у вас беспамятная? – спросил он доктора.
- Да, это Ольга Дмитриевна, - кивнул доктор, не прерывая своего взаимодействия с ожогом на ладони Стеллы. – Ольга Дмитриевна, это господин Носов, Кондрат Никанорович, здешний староста.
Я молча кивнула, надеюсь, этого достаточно.
- Замечательно, - кивнул вошедший. – Нам бы с барышней побеседовать.
А меня спросить? Может, я не хочу ни с кем беседовать?
- Ольга Дмитриевна ещё не слишком уверенно стоит на ногах после нападения. Поэтому я сейчас завершу, и мы с пациентками пойдём в кухню.
Он и вправду завершил и стряхнул ладони над полом – я уже видела такой жест.
- Анна, Стеша – за мной, ужинать. Стеша, я попрошу Марфу обработать и перевязать ожог, до завтра походишь с повязкой, там посмотрим, что дальше, - кивнул мятому пиджаку и пошёл к выходу.
Девицы утекли за ним, да боком и по стеночке, будто не хотели встречаться взглядами с пришлецом.
Свет, кстати, остался. Те самые пять шаров. И хорошо.
- Что же, Ольга Дмитриевна, побеседуем, - сказал мятый пиджак, и от его голоса мне стало ощутимо некомфортно.