Дядька же пришел в восторг от вида Моники, от ее холодных глаз, сочившихся презрением ко всему миру. И этот приказной тон, о… Он чуть не застонал в голос, узнав типичную стерву, которая к тому же считает себя несчастной жертвой обстоятельств. Одного взгляда на Эймса ему было достаточно, чтоб сложить два и два: когда-то страстная и легкая, как природный газ, любовь обернулась взаимным разочарованием с привкусом отторжения. Но расстаться почему-то не удается – не настал момент, не подвернулся достаточно веский повод или подходящий человек – поэтому они продолжают эту обоюдную пытку. Ведь нет ничего слаще, чем заставить ближнего своего страдать.

– Мэм, – восхищенно выдохнул дядька и, схватив руку Моники, поднес ее к губам. – Вы так похожи на мою бывшую жену, что мне хочется плакать.

Моника ответила не сразу. Сперва она опрокинула в себя рюмку текилы и закусила лимончиком – и только после этого обернулась к Дядьке, пряча за своей милой улыбкой: «Ну да, как же!»

– Где же ваша жена?

– О-о-о, – протянул Дядька, взял женщину под локоть и повел ее к лучшему столику. Он был устойчивее остальных, и из окна рядом открывался вид сразу на несколько смерчей, плясавших в темноте.

Бармен узнал этот сигнал и принялся смешивать коктейль. Он снисходительно взглянул на Эймса, но, к своему удивлению, увидел, что мужчина ни капли не расстроен. Даже наоборот: он полностью уложил задницу на барный стул и барабанил пальцами по столешнице в такт мелодии в своей голове.

– А почему этот бар назвали «Черной дырой»? – спросил Эймс.

– Потому что отсюда хрен выберешься, – невозмутимо ответил Сильвер. – А ещё наша орбита проходит через черную дыру.

– Чего?!

– Да, рано или поздно эта богадельня окажется в самом центре. Но не сегодня, так выпьем же ещё за один день! —

Сильвер хмыкнул и плеснул себе в горло виски.

– Выпьем! – поддержал Эймс, осушая стакан. Сильвер тут же снова наполнил его под жадным взглядом гостя. – Круто это, каждый день живёшь на полную.

– Ага.

– А вот я хренью полной занимаюсь. Оцениваю земельные участки для Галактической комиссии. Провожу национализацию. Представляешь, тридцать лет с Революции прошло, а ещё есть для меня работа, ну!

– Ага.

– Но вы не волнуйтесь. Вы в такой дыре, что земля у вас нихрена не стоит, – расхохотался Эймс. – Но, если придет проверка, будет лучше, если вы сможете предъявить документы, подтверждающие покупку или наследование.

– Это не ко мне, – отмахнулся Сильвер, – а к Дядьке. Расскажешь ему, когда он закончит клеить твою жену.

Брови Эймса взлетели к редеющей линии роста волос. Он словно только что вспомнил, что зашёл в бар не один. Мужчина обернулся, и его лицо сжалось в попытках выдавить усмешку. Моника, как никогда дружелюбная, сидела за столом и подавалась вперёд, ловя каждое слово сверкавшего лысиной собеседника.

– Ну, так и порешили. Она сказала, что скорее отрежет себе пальцы, чем напишет мне ещё раз. Я решил не усложнять ей жизнь, так что купил по дешевке землю в самой, простите, жопе мира, где даже связи почти нет, собрал свои вещички и уехал. Открыл бар. Помогаю вот людям найти путь, если они потерялись.

– Мне кажется, вы исполнили мечту сотен миллионов мужчин: уехать в глушь и открыть бар, – проворковала Моника.

– Милая мэм, ни один счастливый человек со здоровой психикой и без тяги к мазохизму никогда не откроет бар.

– Так вы несчастны? – спросила она, придвигаясь ещё ближе.

Дядька улыбнулся. Сколько он видел таких несчастных жен. Скольким он предоставлял свои объятия в качестве инструмента небольшого паскудства. Скольким давал надежду встретить ещё одного достойного мужчину. Заученные назубок слова сами слетали с его языка.