– Надо хотя бы дождаться, пока рассветет. Ты же со своим везением не мог приземлиться рядом с человеческим жилищем. А если мы посреди пустыни! Или…

Словно в насмешку над ее словами, раздался щелчок, и прямо перед шаттлом зажглась красная неоновая табличка:

«Бар “Черная дыра” пиво, коктейли и дистилляты»

– Смотри-ка, дорогая, – ухмыльнулся Эймс. – Хоть в чем-то мне повезло.

Кроме бара никаких других зданий видно не было. Куда ни глянь, вокруг до самого горизонта простиралась укутанная сумраком пустыня. Под ногами шуршал песок и мелкая галька, вдали мерцали вспышки молний. И только из больших окон бара лился теплый оранжевый свет, обещавший уют и спокойствие.

Сам бар был небольшим – двухэтажное здание, сложенное из нескольких корабельных контейнеров, как конструктор. Обшивку явно потрепали бури, первый этаж по самые окна был занесен песком. Только крыльцо было тщательно вычищено, а из-за приоткрытой двери на улицу вырывались отзвуки тяжелой музыки. Эймс расплылся в улыбке, как подросток, и все же обернулся на жену. Привыкшая к клубным ресторанам, она смотрела на заведение с ужасом. Но даже Моника не была настолько лишена благоразумия, чтобы требовать поискать что-то еще.

– Там должна быть станция связи, – вздохнула она, ясно давая понять, что это единственное условие, на котором она готова мириться с самим фактом существования этой забегаловки.

– Может, и еда найдется, – пожал плечами Эймс, распахивая перед женой дверь.

Потрепанные жестким приземлением, всклокоченные и покрытые ссадинами, они вполне вписались в атмосферу заведения. Тут тоже ничего не вопило о свежести. Мебель была старая и вся разная, словно спасенная от бесславной смерти на помойке. В центре стояла барная стойка, а за ней – сервант, подсвеченный неоном. Внутри блестели стеклянными боками бутылки. У Эймса аж во рту пересохло. У него был очень долгий день, с самого утра наполненный скандалами. Стаканчик скотча заставил бы его забыть о желании напомнить Монике, что он был прав, когда предлагал не лететь в гости к ее маме сразу после солнечной бури.

За барной стойкой обнаружилась согнутая фигура. Молодой человек в клетчатой рубашке сидел на высоком табурете, подтянув колени к плечам. Одной рукой он держал книгу. Раз в пару секунд потрепанные страницы переворачивались.

«И как ему видно из-за волос?» – подумал Эймс, но тут же забыл об этом вопросе, увидев узор татуировки, тянувшийся от кончиков пальцев до самых ушей. Чернильные линии заходили даже на выбритые виски, и Эймс, сколько ни был свободен от предрассудков, решил, что перед ним до ужаса неприятный тип.

Он еще больше утвердился в этой мысли, когда парень оторвался от книги и поднял голову. Лицо у него было… никакое. Захочешь – не вспомнишь. Прямые черты, светлые глаза, тонкие губы – портрет среднестатистического homo sapiens. Разве что изгиб носа выдавал многочисленные переломы. Парень положил книгу и второй – механической – рукой убрал волосы с лица.

– Приветствую.

– Он наверняка из какой-нибудь банды или секты, – прошептала Моника, вцепившись в локоть мужа. Эймс, как бы ни хотел с ней согласиться, произнес другое.

– Здравствуйте… эм… Вы бармен?

– Да не, я пописать зашел, но там занято было, вот я и завис, – отмахнулся парень, скрещивая руки на груди. – Но раз уж я здесь, может, вам налить?

– Шутите сколько влезет, но моему мужу нужна профессиональная помощь, – нахмурилась Моника. Она все так же держала Эймса за локоть и теперь, чуть повернувшись, продемонстрировала супруга бармену, как сумочку из кожи мирфакского варана.

Бармена это только раззадорило. Он размашисто поклонился и улыбнулся.