Еще раз посмотрев на часы, Мартынов решил проехаться по городу и найти какую-нибудь неприметную гостиницу.
Приглянулась было гостиница «Север», но она кишела китайцами, как кухня алкоголика тараканами.
В «Сибири» оказался отдельный пост милиции при гостиничном комплексе, значит, не могло даже идти речи о том, чтобы здесь останавливаться.
Хотел приютиться в «Уюте» и даже стал вынимать паспорт гражданина России на имя Белозерцева, но вдруг откуда-то сбоку подвалил ханыга и заявил, что единственное свободное место в этой «дешевой харчевне» – в его номере. Он очень рад этому, и у него, специально для этого случая, припасена бутылка перцовки. Администратор подтвердила оба факта, после чего Мартынов молча поднял сумку и вышел на улицу. Последний раз он пил перцовку на «строгаче» в Хатанге, и от одного только слова «перцовка» у него возникала устойчивая изжога. Хотя дело, конечно, было не в перцовке.
В гостинице технического университета никому до него не было никакого дела, и это радовало. Огорчало лишь отсутствие горячей воды, о чем сообщалось в коротком коммюнике на стекле дежурной по этажу. Развернувшись, Мартынов еще полчаса разъезжал по улицам города, после чего совершенно случайно наткнулся на гостиницу под названием «Центральная». И это заведение устроило его по всем параметрам.
Быстро раздевшись, Андрей Петрович встал под душ. Он не выходил из ванной около получаса, нежась под тугими струями горячей воды и тщательно смывая с тела четырехдневную грязь. Последний раз он мылся в Вегасе, и каждый раз, когда он вспоминал о доме, ему хотелось побыстрее сделать дело и покинуть эту страну, где в коридорах гостиниц бродят сутенеры с проститутками и на каждом шагу милиция проверяет документы. Нет, он не ошибся, когда семь лет назад поменял гражданство. Нет, не ошибся… Ничего тут не изменилось. Раз в год он приезжал в Россию по делам Флеммера, и ничего за прошедшие триста шестьдесят пять дней не менялось. Те же сутенеры, те же объявления, те же заявления. Рост продолжается, инфляция уничтожается на глазах, страна поднимается из кризиса, а народу у помоек все прибавляется и прибавляется. Лучший показатель улучшения жизни – раз у помоек добавилось народу, значит, россияне стали выбрасывать все более и более пригодные для вторичного употребления вещи и продукты. С голодухи так поступать не станешь, факт. Значит, жизнь действительно улучшается.
Больше всего Мартынов, сразу по приезде, любил остановиться у какой-нибудь «хрущевки» и почитать объявления. Что-де изменилось за год?
Андрей Петрович был убежден в том, что пройдет еще пара-тройка лет, и на подъездных дверях в городах России начнут появляться такие объявления, как:
«Уважаемые жильцы! Сегодня в два часа будет отключена горячая вода, в три – холодная, в пять – электричество, а в шесть – тепло. В семь часов вас выведут во двор и расстреляют. С уважением, ЖЭУ, какое-нибудь – 27».
Самое смешное заключается в том, что от этого ничего не изменится. Страна будет подниматься, инфляция падать, а доходы расти.
Размышления ни о чем были прерваны скрежетом стула слева от стола.
– Товарищ, мы не помешаем, если присядем?
Мартынов поднял глаза. Перед ним стояли два амбала и таращились на его ресторанную котлету и бутылку «мартини». Андрей Петрович указал руками на оба свободных стула и быстро оглядел зал. Действительно, в гостиничном ресторане свободных мест было мало. Лишь несколько столиков, за которыми сидели разнополые пары. По всей видимости, соображения у братков хватило на то, чтобы к парочкам не подсаживаться. Самым очевидным в такой ситуации была «парковка» у столика одинокого мужика, поедающего свой ужин.