Дергающегося нищего подтащили к огромному буку, что рос во дворе, и тут же накинули ему петлю на шею. «Какая дикость! Какое варварство! – возмутился король. – Неужто они его так, без суда?» И по всему похоже было, что именно так эти дикари и собирались поступить. Караджорджа обратился к нищему:

– Есть ли у тебя что сказать в свое оправдание?

Нищий, заикаясь, пытался что-то сказать, но разобрать это было невозможно. Караджорджа с гайдуками услышали бред про невидимый французский призрак, какой-то орден с бриллиантами, хитрого жида и врагов, засевших повсюду. И это, конечно же, не было сочтено достаточным основанием для помилования. Дергающееся тело взмыло вверх, король Александр отвел глаза от этого омерзительного зрелища. Вот же выпало ему спасать этого варвара, прихвостня царского, от справедливого наказания. Нет бы какого приличного человека! А этот отца своего не пожалел, прибил, как собаку. Что ж от него еще ждать? Король Александр, к слову, отца своего, когда тот начал безобразить, всего лишь изгнал из страны. Это было правильно, так и следовало поступать.

Пока гайдуки кричали да палили в воздух, кто из чего горазд, радуясь убиению засланца Обреновичева, сам вождь отошел в тень стены, неподалеку от того места, где стоял король. И увидал тот, как вроде обнимает Караджорджа и целует с нехарактерной для него нежностью стоящего подле него гайдука. И только подумалось королю, что вот только этого и не хватало для полноты картины, как с гайдука свалилась шубара, и даже в неверном факельном свете зазолотились рассыпавшиеся по плечам длинные светлые волосы. Ах, Караджорджа! Все не угомонишься никак!

Эту девушку король уже видал однажды. Была она, при всей дикости своего вида, диво как хороша, даже в мужском костюме. Такая при королевском дворе накуролесила бы преизрядно, не хуже Драги, и сколько бы первейших людей королевства погибли бы из-за неё на дуэлях. Но она была здесь, в шароварах и простой рубахе, неотличима от прочих гайдуков, а за широким поясом у нее блестела сабля. Хорошо устроился Караджорджа! И пока гайдуки его праздновали убийство, он поднял на руки свою раскрасавицу и удалился в окружавшие конак темные заросли. И королю не надо было долго вспоминать, что там было дальше. Там был лес, сады и поле. А на краю стоял тот самый сарай…

Земля ушла из-под ног у короля Александра. По всему выходило, что он опять не выполнил свою миссию. Неумолимо приближалось утро, а он ни на йоту не придвинулся к спасению ненавистного ему Караджорджи. Незадачливый нищий болтался в петле с высунутым языком, и никто, кроме него, тут не мог слышать короля. Но надо же было что-то делать!

С этими мыслями король устремился в сторону леса. Поодаль у ручья, в зарослях обнаружились убийцы. Они тихо сидели в тени. Лица их были закрыты темными тряпками, как у турецких женщин, оружие не звенело, кони не ржали. Но у короля обострились все чувства, он видел их даже во тьме. Убийцы, которых привел с собой князь Вуица. Их надо было остановить. Но как? Они не видели короля, сколько бы тот ни метался туда-сюда у них перед носом, и не слышали его, даже если бы он закаркал, как ворона.

Светало. Багровое солнце лениво вставало за сиреневыми отрогами дальних гор. Туман лег в низинах. Птицы начали утреннюю перекличку. Обессилевший от напрасных действий король сел в траву. И тут в кустах неподалеку что-то зашуршало, ветки раздвинулись, и оттуда вышло нечто темное со светящимися глазами. Король по привычке перекрестился и только после этого понял, что перед ним кошка. Обычная кошка. Обычная – да не обычная.