В таком вот состоянии я и появился у отдела полиции почти в шесть часов. Закрыв за собой дверь автомобиля, я с усердием потёр пальцем по небольшой кривой чёрной полоске на левом переднем крыле. Убедившись, что это не грязь, а царапина, оставленная только что придорожными кустами, вздохнул, опустил в карман ключи и пошёл, стараясь не споткнуться, по видавшему виды и испещрённому весьма серьёзными трещинами тротуару мимо газона с молодой травой в направлении участка полиции. Майора я застал, стоящим на улице под зарешёченными окнами своего кабинета около урны с окурком в руках. Выставив вперёд правую ногу и топая ею в такт каждому слову, он оживлённо переговаривался с кем-то по телефону, но узнав меня издалека, быстро закончил разговор. Когда мы входили, дежурный, сидящий в «аквариуме» что-то поднимал с пола и появился в своём окошке, когда Ермаков его уже миновал, а я оказался как раз напротив.

– Гражданин, вы к кому? – Обратился он ко мне.

– Начальство надо знать в лицо, лейтенант. – Ответил я и продолжил движение, нагнав улыбающегося майора.

– А я-то грешным делом решил, что директор такого современного производства, как у вас в «Новатэке», пропадает на своём рабочем месте и днём и ночью, прямо, как и я. – Заговорил Ермаков, закрывая дверь в своём кабинете и жестом предлагая мне занять место у его рабочего стола на стуле с недавно треснувшей на спинке обивкой. – А вас там не оказалось. А я к вам заезжал. У вас есть какие-то более срочные дела?

– Я не просто директор. Я ещё и владелец фирмы. И у меня, как у владельца, есть ряд привилегий. Одна из них – находиться на рабочем месте тогда и столько, сколько и когда я посчитаю необходимым. – Спокойно ответил я, измеряя глазами высокую стопку разноцветных папок, горой возвышающуюся над его столом справа от монитора. – И при этом никому не давать отчёта. Ну, кроме полиции, естественно, в случае возникновения такой необходимости. Я пытался пристроить собаку, если вы об этом.

– Ах вот как! Понимаю. Я ведь тоже любитель животных. – Заявил майор, и я понял, что разговор будет долгим. – Ну и как, пристроили?

– Пока нет. А что? У вас есть какие-то предложения на этот счёт? – Спросил я его, уставившись прямо в глаза. Я смотрел на него изучающе и не мог понять, что в нём вызывает моё крайнее раздражение и даже некоторую брезгливость: толи его заносчивая манера говорить с хитрецой, толи колючий бегающий взгляд, направление которого меняется ежесекундно, толи весь его облик целиком. Но ничего конкретного отталкивающего в Ермакове я не находил. Тем не менее, находиться рядом с ним мне было крайне неприятно. Думаю, он, как человек проницательный, это уже понял.

– Да, есть одно предложение, – произнёс он с ядовитой ухмылкой, явно намереваясь вывести меня из равновесия, – оставьте собаку себе. Вашей дочери она, похоже, очень понравилась.

Я, безусловно, услышать такого никак не ожидал и почувствовал, как от закипающей внутри ярости зашевелились волосы на голове. Но я не собирался доставлять полицейскому удовольствия от созерцания меня в состоянии бешенства: на людях я не бушевал никогда – мне по статусу не положено, и, кроме того, я был из тех, кто всё держит внутри до самого последнего момента! А тысячи проведённых за мою жизнь серьёзных встреч и сотни важных переговоров научили меня владеть полным контролем над собой в любой ситуации. Я спокойно сидел и молчал, будто не слышал его слов, разглядывая через открытые жалюзи лысые деревья за окном и иногда переводя взгляд на красный городской телефон, стоящий на совершенно пустом соседнем столе. Помедлив с минуту, офицер продолжил: