Отец, досадуя, больше обычного суетясь и беспричинно понукая лошадь, выдавал свое еще не прошедшее волнение. За его широкой спиной было уютно и спокойно. Нависающие над дорогой вершины сосен и елей медленно плыли перед глазами. Скрипели полозья, да изредка фыркал Серко, старательно исполняя свой повседневный лошадиный долг. Холодное небо многочисленными звездами глазело на микроскопические человеческие страсти, на всех нас и происходящее вокруг на этой маленькой грешной планете, летящей в капельке голубой атмосферы среди черной непостижимой бездны огромного мироздания.

На следующий день местный охотник дядя Дема Бродягин из своей довоенной «трехлинейки» достал-таки зверюгу и, положив ее на сани, этаким фертом подъехал к нашему дому. Мы все высыпали посмотреть на трофей. Я был еще маленький, но, увидев мертвую волчицу, лежащую с впалым животом и прикушенным посиневшим языком, не смог обрадоваться вместе со взрослыми. Не знаю почему, но чем дольше я на нее смотрел, тем сильнее барахталось во мне чувство справедливости, которое восторжествовало, смешанное с подступившим комком какой-то неизъяснимой жалости.

Уже над горами вокруг голубых проталин неба завиднелись легкокрылые облачка, и слегка подсевший снег по утрам искрился корочкой. Томяще и свежо запахло весной. А робкое касание лучей более согревало душу, чем огрубевшее от долгой зимы лицо.

Было около полудня, когда отец, управившись со скотиной, неторопко направлялся к дому, помышляя о завтраке. Он никогда не садился за стол, не обиходив все свое прожорливое хозяйство, пока оно мычало, хрюкало, кудахтало и лаяло. Застройщиков из города, с которыми он днями пропадал на лесосеках, слава Богу, с утра не было, и это обстоятельство открывало приятную возможность без спешки подготовить инвентарь к полевым работам. Заметил, как у дома лесника притормозила трехтонка, а из ее кузова под дружный лай собак спрыгнули двое в военной форме. Из открывшейся кабины показался офицер с завидной выправкой, по-армейски представился отцу, подошедшему и слегка досадующему о нарушенных планах: «Капитан Власенко». Еле угомонив изнемогающих в гостеприимстве собак, пригласил неожиданных гостей в дом. По красным околышам фуражек и форме не составляло труда догадаться, что это НКВД.

Мама в ту пору хлопотала на кухне, которая представляла собой большую русскую печь и рядом с ней приземистую «чугунку» – так называли армейские печи для обогрева личного состава, размещенного в блиндажах или землянках. На этом «агрегате» мама и готовила свои немудрые сельские разносолы. Дом наш, по ее выражению, напоминал проходной двор. У нас вечно ночевали какие-нибудь приезжие лесозаготовители, загорающие шоферы, припозднившиеся путники, охотники, обросшие и заскорузлые старатели. Для всех и всегда находился кусок хлеба, картошка в мундире, кружка молока и теплый уголок в нашем большом пятистенном доме, который был сруб лен в 1905 году, еще до революции, о чем гласила резная табличка над высоким крыльцом, увенчанная вензелем. Поэтому приезд на попутке трех сотрудников НКВД никого из родителей особо не удивил. Два сержанта, размяв задубевшие в дороге ноги, присели у печки согреться, а капитан придвинул табуретку к столу и, хрустнув кожаной портупеей, положил перед собой планшет. Не ускользнула от внимательного взгляда и новенькая звездочка на его погонах. Он был моложав, с умным острым лицом, корректен и явно опытен. Ситуация, как говорится, перестала быть томной. Отец, еще не зная, что ожидать от этого визитера, – а ожидать в те времена можно было всего – сидел на скамье с лицом подсудимого. Мама, мельком поймав его взгляд, незаметно поднесла палец к губам, слегка кивнув, ободрила и дала понять, что она все берет на себя, а ты, по возможности, помалкивай. Она была авантюристка по натуре, и ей даже нравились подобные ситуации. Сейчас это называется адреналин. Негромко что-то напевая, продолжала орудовать со своими кастрюлями. Достав из планшета бумагу и развернув ее, пригласил родителей сесть поближе и, поглаживая листок, задал свой вопрос: «Поступило заявление, что Вы, Яков Тимофеевич, 31 декабря 1948 года, будучи с супругой Анной Петровной в поселке Танха салютовали, сделав несколько выстрелов из пистолета. Я уполномочен… Наличие у вас… Изъятие… Оружие нарезное… Обыск… Санкция прокурора… Ознакомьтесь со статьей, предусматривающей уголовную ответственность… и т. д.». Эти слова падали на бедную голову отца, больно и обидно отзываясь в сердце. Сколько их тогда вернулось, искалеченных и виноватых только в том, что это была вой на, и что они еще могли радоваться, оставшись в живых. Подчеркивая важность и необычайную серьезность момента, жестко отрубая каждое слово, капитан продолжал: «Вы можете подтвердить наличие у Вас нарезного огнестрельного оружия?» Отец с ответом медлил. Мама, неожиданно вспыхнув и воспользовавшись паузой, дерзко ответила: «Да, у нас есть трофейное оружие, которое принес мой муж с войны, а еще он принес награды за вой ну, два костыля и инвалидность по тяжелому ранению, а Вы его тут в уголовники записываете? У Вас есть ордер – ищите, товарищ капитан!» – и, резко повернувшись, показала, что разговор окончен.