Маленькая начальная школа лепилась скворечником на косогоре так, что весь барачный поселок Танха с его покрытой льдом речкой Кручиной и деревянным мостом виднелись внизу. И пацаны гурьбой после уроков, подыскав себе подходящую коровью глызу, с великой радостью неслись на них с пригорка до самого подножия, оглашая воздух звоном голосов, воплями восторга и визгом. И их птичий грай еще долго будил спящие деревья, рассыпаясь с ветвей серебристым инеем. После чего вся эта веселая и возбужденная ватага мелким горохом закатывалась и исчезала в коробочках деревянных домов.

Но моему брату с сестренкой необходимо было преодолеть еще километра четыре до кордона, где жила семья лесника. И так каждый день две одинокие фигурки маячили по укатанной лесовозами дороге. Нередко какой-нибудь шофер, увидев знакомых маленьких пешеходов, подбрасывал их до поселка. Но к вечеру все затихало, и пустынным полем они возвращались из школы одни. Главное – дойти до отвала, а там и до дома рукой подать. В летнее время это было излюбленным местом наших игр и детских приключений.

Помню однажды в песке мы отрыли кварцевую трубку, застывшую когда-то после удара молнии, как позднее нам объяснила на уроке родной природы наша единственная учительница Ирина Максимовна. История отвала началась еще до революции, когда бывший известный золотопромышленник Шумов установил в этом месте драгу. И вот это по тем временам чудо техники наворочало горы гальки и булыги, промывая речной золотоносный песок в Кручине. Зимой на отвале часто стонали и надрывались буксующие груженые лесовозы, расплавляя снег обутыми в цепи колесами.

Зимник, как буханку хлеба, разрезал высокий отвал и, прихрамывая на колдобинах, бежал дальше своей обычной колеей, прижатый крутой горой к речке, извиваясь в узком месте около километра до одинокого дома лесника. Когда дети шли, приближаясь к отвалу, они были хорошо видны на белой ладони снежного поля, и потому волчица никуда не спешила. Она стояла на отвале и спокойно ждала. Провислая спина выдавала ее возраст. Она была голодна, и при дыхании вздрагивающий частокол ребер еще более подчеркивал ее худобу. В тусклой беспощадности взгляда уже не было прежнего охотничьего азарта, свойственного молодым волкам, а скорее какая-то привычная уверенность серийного убийцы в его тактическом выборе. «Чего особенно суетиться, когда исход предрешен», – подумалось ей. Она была обречена на успех. Добыча в тридцати шагах и нужно только подождать темноты. Для душегуба такого ранга маленькие люди что-то вроде козлят или ягнят.

Зимою переход к сумеркам недолгий, когда ребятишки подходили к отвалу, тонкая полоска вечерней зари уже гасла, поглощаемая наплывающей темнотой ночного бездонного неба, смешивая в одну чернильную массу сумеречный лес и продрогшие насквозь вокруг лежащие посиневшие сугробы. Смеркалось. Увидев волчицу, дети медленно остановились, еще не осознавая опасности, переминаясь и поскрипывая подшитыми катанками. И только спустя минуту Раечка, испугавшись, хотела было дать стрекача, но была жестко остановлена братом. Валерка от рожденья рос смышленым, а трусом не был никогда. Он точно знал, что убежать можно было только от мамы, когда с хворостиной она пыталась его догнать и преподать свой урок послушания. Он помнил рассказы бывалых охотников о повадках зверей и старался не делать лишних движений, чтобы не спровоцировать матерого на нападение, тихо наставляя сестренку, что нужно делать. Еще не забылась прошлогодняя история, произошедшая с учительницей на Приисках – одном из отдаленных поселков Кручининского района. Зимою, припозднясь, она шла лесной дорогой из села Ново-Троицкого. А спустя несколько дней объездчик с собакой обнаружил на кровавом примятом снегу ее катанки, из которых торчали две обглоданных ноги. Эту обувь не могли разорвать даже волки.