Вей работала в семейной фирме в отделе финансов, и мать, сочувствуя нам, не загружала ее работой в эти короткие и одновременно длинные дни моего отпуска. Когда пришло время расстаться, прощались мы горячо. Вероятность того, что мы встретимся когда-нибудь еще раз, была безнадежно малой.

. . .

Вернувшись на службу, я сразу зашел к Алеку. Как всегда, он был загружен нескончаемыми делами. Он поднял глаза от бумаг, неодобрительно взглянул на меня, и, как всегда, предложил мне сесть в кресло против него. Он терпеливо ждал, пока я размещу в него свое седалище. А возился я долго. И даже испытывал извращенное удовольствие от его тренированного терпения. Я копошился, а он наблюдал за этим, с тем видом, с каким врач наблюдает больного. Наконец, я замер в расслабленной позе.

– Надеюсь тебе удобно! – ворчливо заметил он.

Я кивнул.

А Алек, забарабанив пальцами по столу, произнес в такт отбиваемому военному маршу то, что я и ожидал от него услышать.

– Проверка твоего соответствия стандартам закончена.

Его голос звучал сухо и почти равнодушно. Но это меня не задело. Я был слишком счастлив!

– Тебе провели тест после воскрешения, как и всем. И оказалось, что ты слишком сильно подвержен влиянию внешних факторов. Мы все в какой-то мере подвержены им, но твои реакции не входят ни в какие ворота. Тебе в пору в актеры податься с этакой подвижной психикой! В общем, у командования есть опасения, что твоя непредсказуемость в бою опасна для выживания личного состава. Последнее сражение – яркая тому иллюстрация. Поэтому и была предпринята дополнительная проверка. Ведь тебя рассматривали буквально под микроскопом, знаешь ли.

Я кивнул.

– Ну и как? Ты заметил, что за тобой наблюдают? – уточнил Алек.

Я снова кивнул и сухо сказал:

– Они не церемонились. Могли бы быть и поаккуратнее! Заметил не только я, к сожалению.

Алек вздохнул.

– С этим я разберусь. Спасибо, – он сделал себе пометку.

А я церемонно поклонился.

Мой друг продолжил свои увещевания:

– Эта твоя поездка в родной город! Что за бредовая идея! Сам понимаешь, то, что ты отправился туда, походило на драматизацию призыва твоего последнего оживления.

Я не ответил. Что толку было оправдываться? Ведь так все и было.

В нашем разговоре возникла пауза. Не дождавшись от меня даже междометия, Алек снова заговорил:

– Наш вынужденный аскетизм приветствуется, как ты знаешь! – И он ткнул пальцем вверх. – А ты воспринял мой совет на счет девочек слишком буквально! Мог хотя бы не демонстрировать свои похождения. Зачем ты потащился с ней к фонтанам и в театр?

– А нельзя ли повежливее? – вспылил я (и кстати, не поморщился). – Ты говоришь о моей жене!

– У-у как все запущенно… – протянул Алек Сандр, и мстительно добавил: – А ты не боишься, что скоро сделаешь жену вдовой?

Я беспечно улыбнулся, пытаясь скрыть, что он задел меня за живое.

– Несмотря на все мои несовершенства, я знаю, что мою жену ждет незавидная судьба вдовы. И не только я виноват в этом! – огрызнулся я уже зло. – Да не хочу я оправдываться! И признаюсь, что не жалею, что проявил упорство в столь мирном деле. Вей ждет ребенка!

– Как? – поразился мой друг. – Это же невозможно!

Я пожал плечами.

– Я очень счастлив, Алек! А шансов продолжить карьеру у меня в любом случае не было.

– Но возможно ли воскрешенному стать отцом? – не унимался Алек.

Я снова пожал плечами. Если так пойдет дальше, они у меня скоро начнут болеть.

Я ответил своему командиру:

– В последний день она проверила это с помощью специального теста. Наука ушла далеко вперед. И пока мы с тобой воевали, безнадежно отстали от жизни. Впрочем, наше жалкое существование и жизнью-то назвать нельзя, – добавил я, не щадя чувства друга.