Вей вздохнула.

– Почему армия, Гранд?

– О-хо-хо… – запричитал я, словно старуха. – Да я уже, пожалуй, стыжусь своего выбора! Подвела мальчишеская самонадеянность. Возомнил, что смогу сделать самостоятельный выбор. И сделал ошибку с большой буквы! Задатки священника проявились во мне еще в детстве, и учитель, чтобы развить мои врожденные способности, рекомендовал родителям обучать меня по специальной программе. А я хотел другого и думал, что сам могу понять, к чему у меня природная тяга, невольно опираясь, на свои природные способности. Видишь ли, священник не нуждается в приборах, чтобы определить в каком состоянии находится сущность. Будь то дрон, или любой другой разумный. Адепт Церкви сливается своим разумом с разумом прихожанина, сопереживая ему и оказывая помощь корректировкой взаимосвязей.

– Не знала таких нюансов…

– О! Это работенка не для женщин. Хотя, кто знает. Но я отвлекся… Я думаю, что Священник может помочь солдату избавиться от остаточной боли после его воскрешения! И думаю, что и мне удалось преодолеть ее потому, что в детстве я тренировался, чтобы им стать. – Я помолчал, пытаясь осмыслить сказанное, а затем, ласково посмотрел на Вей. – Ты тоже мне помогла. Своей верой в мое естество. Параллельно разрушив искусственные структуры!

Я проглотил очередной кусок, снова восхитился, послушал его музыкальный полет по пищеводу в желудок, и не торопясь, продолжал:

– Я вырос, и от меня потребовалось согласие, чтобы стать Священником. Добрая воля – это обязательное условие. Но увы! Ни родители, ни учителя не смогли меня убедить, что я ошибаюсь. В юности я часто просматривал военные хроники, и заболел военной романтикой. Я думал, что неплохо прожить жизнь не один раз, сохраняя личность и обретенные навыки.

– Непостижимо! Отказаться от поприща Священника! – Вей покачала головой. – Ведь это огромная честь для любого!

– Я же не любой! – легкомысленно ответил я, чувствуя, что начинаю походить на петуха, красующегося перед курицей! – Да еще этот обед безбрачия…

Вей хмыкнула. Я стушевался и снова покраснел.

– Все было хорошо до первой смерти, – продолжил я, справившись с очередным приступом неловкости. – Скучать не приходилось. Мне казалось, что я на своем месте и честно выполняю свой долг. Правда, до первой гибели! Нашей системе часто приходится защищаться. В самые жестокие бои отправляют воскрешенных, как более опытных. Смертность среди смертников, прости за тавтологию, очень высока. Вот тут и началось… От восстановления к восстановлению у меня все больше и больше начали проявляться качества, которые, по молодости, в молодости, – (и опять тавтология, кажется, я пьян!) – я отказался развивать. Сопереживать во время боя некогда и нельзя, а я стал этим заниматься. И как следствие, стал хуже себя контролировать, и что еще отвратительнее спонтанно принимать решения. После последнего воскрешения мое несоответствие стандарту стало буквально кричать. Ошибку исправить уже нельзя. После участия в военных действиях нам запрещено переходить в мирные сферы. – Я прокашлялся. – Кажется, я оседлал своего любимого конька! Вей, да ты меня не слушаешь! А я так старался!

Вей оглядывалась по сторонам.

– Тебя что-то беспокоит? – полюбопытствовал я с подчеркнутым спокойствием.

– Мне кажется, или за нами действительно наблюдают? – уточнила она.

Я вгляделся в нее, что ж она опять меня удивила. Но пришлось сказать:

– Кому мы интересны? – и сразу сменил тему. – Как на счет спектакля, Вей? Который ты мне обещала?

– Идем! – просто сказала моя очаровательная спутница, и добавила. – И будь уверен, я слушала тебя очень внимательно.