Мы долго стояли на берегу, разглядывая место, где ещё вчера лежала смертоносная машина. Конечно, я была разочарована, ведь такая интересная штука испарилась без следа! Но одновременно испытывала облегчение: она не взорвалась, не причинила никому вреда.

– Чего она не рванула-то? – вслух подумала я.

– Может, её сделали бракованной? – задумчиво предположил Борька. – Чтобы не взрывалась.

– А кто её сделал бракованной? – поинтересовалась я.

– Наверное, наши пленные, которые работали на немецких заводах, – ответил Борька. – Они специально так сделали, чтобы помочь нашим солдатам.

Я моментально представила себе этих пленных, худых и измученных, которые втайне от фашистов портят бомбы, чтобы те не взрывались. В моём детском сердце родилось чувство гордости за них, за их тихий подвиг.

Мы вернулись в деревню. Солнце ярко светило, птицы радостно щебетали, но в моей душе поселилось отдалённое ощущение тревоги. Весь оставшийся день я думала о том, что где-то там, за пределами нашей деревни, за речкой и лесом, была война, где злые фашисты брали в плен наших, а наши их за то нещадно били. А ещё о том, что бомба может сдуть меня, как я сдуваю огонёк свечки.

Ночью во сне я вновь видела её. Она лежала на берегу реки, огромная и чёрная, и вдруг начала расти, становиться всё больше и больше, заполняя собой весь мир. Я хотела убежать, но ноги от страха стали ватными. Я стала кричать – и бомба взорвалась, и мой крик утонул в этом грохоте.

Взрывная волна подхватила меня, понесла куда-то далеко-далеко вверх. Я видела заводы с чёрными крестами на крышах и пленных, которые тайком портили станки и уже готовые бомбы. Потом туда ворвались наши солдаты, освободили всех пленных, а немцам разбили носы. На этом все войны закончились, и я с удовольствием смотрела, как все радуются. К нашей ограде пришёл папа в военной форме и принёс нам с Борькой конфеты, а маме – расписной платок. От этого мне стало легко и радостно. Но вдруг прямо в небе откуда-то появилась новая бомба – и тут же взорвалась.

Я проснулась в холодном поту. Сердце колотилось, а в голове всё ещё звучало эхо взрыва. Это был только сон, но страх остался. Война ещё не закончилась. На нас может упасть новая холодная металлическая бомба, которую сделали злые немцы.

Бабушка Таня, которая всю жизнь прожила в Острецово, всегда была для меня загадкой, старинным ларцом, хранящим множество секретов. Маленькая, хрупкая, с проницательным взглядом карих, будто не знавших слёз глаз, она носила простые, но удивительно красочные платья. На каждом лоскутке, из которых они были скроены, распускались дивные цветы: васильки, ромашки, маки. Они крохотными искрами мерцали на фоне неизменного белого платочка, завязанного у неё под подбородком.

Бабушка была похожа на неутомимую пчёлку, которая ни секунды не проводила в бездействии. Она порхала по дому, то погружаясь в заботы по хозяйству, то ловко управляясь со спицами, на которых рождались тёплые носки для внуков, то перебирая крупу, бережно отсчитывая каждое зёрнышко, словно в каждом из них была заключена крошечная частичка жизни.

У неё было девять дочерей и пять сыновей – тринадцать драгоценных зёрнышек, которые она бережно хранила в своём материнском сердце: одно Бог призвал к Себе сразу после рождения. Ещё четыре тоненьких ростка, не успевших набраться сил, сломались под ледяным дыханием судьбы. Остальных она взрастила, выходила, окружила если не лаской, то заботой. Бабушка отдавала им всё тепло, которое тлело в её большом, истерзанном тревогой сердце. И хотя жизнь её была тернистым путём, полным испытаний, в её глазах всегда мерцал огонёк любви и неугасаемой надежды.