– Ой! И правда, заболтался я с тобой, бригадир. – По всему видать, Гришка решил свернуть разговор – мужики могли, не дождавшись его, сообразить и выпить. – Значит, не дашь трояк? Ну и ладненько, найду в другом квадрате, а вот за приятный наш с тобой разговор тебе отдельное спасибочко! Можно считать, что мой день прошел не напрасно, я с тобой вроде как политинформацию провел, еще одну заблудшую на верный путь поставил…

Вот помело брехливое! Нет, Гришка неисправим! Однако я ему вдогонку не это крикнула – другое, дескать, чтобы к завтрашнему утру все пришли тверезые, надобно и кунгас, и лодки просмолить. Боюсь, что Гришка меня не услышал. Э-эх!

Баба Маня глубоко вздохнула, похоже, о чем-то жалея и, запахнув поплотнее платок на груди, возвратилась к воспоминаниям, рассуждениям, мыслям.

«Да, что ни говори, а мужики у нас любят выпить. Наверное, не только у нас: ведь мужик – он везде мужик, под рюмку родился, с рюмкой и поминают. Ведь тут что главное – меру знать, а вот с этим у нас издавна трудновато было, потому как народ мы, в основном, северный, холодам подверженный.

На родительский день была на городском кладбище, дочку проведать ходила. Иду – и диву дивлюсь, будто по району какая-то заразная эпидемия прошла – столько мужиков в последнее время полегло, хотя, вроде, и войны особо истребительной не было. Двадцати, тридцати, сорока годочков упокоившись, лежат – считай, молодые, в самой мужицкой силе, им бы жить да жизни радоваться. Появились новые могилки с надписью «при исполнении». Где погибли ребятки, на какой войне головушки свои сложили, за какую веру-правду – не узнать. Ну, с этими могилками понятно, в них солдатики лежат, страны защитники, честь им и слава, и вечный покой. Хотя, если посмотреть с другой стороны, кого они защищали в далекой, чужой сторонушке? Издавна наши правители любят не в свои дела ввязываться, хлебом их не корми – дай народные головы под пули подставить.

Ну да ладно, на войне не грех и головушку сложить за землю, за народ свой, а вот зачем себя добровольно водкой травить – этого я ну никак не пойму. Ведь люди мрут от нее, проклятущей, как мухи, недаром раньше говорили, что кабак построили горе да беда. Будь моя воля – я бы водку, это сатанинское зелье, в океан вылила, ей-богу, вылила бы и глазом не моргнула, все вылила, без остатка.

Однако вижу, что и это – не выход. Насмотрелась я на своем долгом веку, как с водкой у нас воевали: и запрещали, и выливали, и вырубали! И как только с ней не бились: и решительным образом, и самым решительным. Наверное, у нас ни с чем так сильно не боролись, как с ней, неистребимой да неиссякаемой.

Помню, как еще недавно очереди за водкой выстраивались, подлиннее чем в войну за хлебом; по талонам ее выдавали, опять же, как в войну – хлеб. Я хоть и не пью шибко – так, в праздник пригублю чуть-чуть, однако грешна, каюсь, тоже частенько в очереди стояла. Спрашивается – зачем? Да по привычке нашей неистребимой впрок запасаться да опасаться, как бы не было войны. Все кинулись – я кинулась, все в очереди стоят – я стою, все водку хватают – я хватаю, все с ума посходили – и я не отстаю… Тьфу-ты! Куда меня занесло! А если по правде сказать, то водка в доме всегда пригодится: и по медицинской части, и особливо по хозяйственной, где-то она даже выгоднее денег идет.

Еще, кое о чем хочется сказать. Я вот до сих пор не могу понять тех, кто с пеной у рта утверждает, что всякая земная радость через стакан проходит. Ну надо же, через стакан! Меня это просто бесит! Господи, да какая может быть радость от этой проклятущей водки?! Радость должна приходить от жизни хорошей, от рождения детей, внучат, от нормального человеческого общения. А от водки какое общение? Известно, какое: драка, мордобой, ругань, а то и поножовщина… шут их возьми!