Но вот, свернув за угол, мы замерли на месте: у дверей одной из комнат стоял человек, высокий, полноватый, в мятом, застёгнутом лишь на одну пуговицу халате, из-под которого виднелись полосатые трусы. Его волосы были сальными, видимо, он не мыл их месяцами, а взгляд – тревожным и бессмысленным, каким-то диким, как у загнанного зверя. В руках он держал икону, старую и потемневшую, с потрескавшимся ликом неизвестного святого, и с остервенением ломал её, медленно разламывая деревянную рамку пальцами, сжимая как чужую кость.

Мы переглянулись, и Артём, как всегда, оказался первым, кто решился заговорить:

– Эй, мужик, ты чего делаешь? Ты же понимаешь, что за порчу таких вещей в России, вообще-то, статья полагается? – Он усмехнулся, в его голосе чувствовалась нотка иронии, но за ней скрывалось едва заметное беспокойство.

Человек остановился, медленно повернул голову к нам и мрачно хмыкнул. Его глаза блеснули так, что стало не по себе. Казалось, он видел нас, но в то же время погружён в какой-то свой мир, недоступный остальным.

– Ложный пророк, – выдавил он, глядя на икону с брезгливостью. – Её мне подкинули в номер, пока я спал, чтобы отравить меня. Пытаются отравить душу, не дождутся! – Голос его звучал странно, на грани шёпота и крика, как у тех, кто уже давно перестал с кем-то спорить и говорил теперь только для себя.

–Кто «они»? – спросил я, пытаясь сохранить спокойный тон, хотя его бредовые слова сбивали с толку.

Он снова посмотрел на нас, в этот раз его лицо исказилось в странной, безумной ухмылке.

– Они, кто ждёт в темноте! Все эти святые лики – обман, маска, которую они натянули, чтобы затмить истину. Но я всё вижу, я сам скоро всё исправлю… – он впился взглядом в меня, и мне показалось, что он вглядывается прямо в мои мысли, проникает внутрь, разрывая что-то изнутри. – Скоро… вот увидите.

Мы с Артёмом молча переглянулись, не зная, что сказать. Этот странный человек продолжал что-то бормотать себе под нос, теперь уже невнятно глядя на осколки иконы в руках. Артём тихо потянул меня за плечо, давая понять, что пора идти дальше, оставив сумасшедшего с его обречёнными мыслями и ломаной иконой.

Добравшись до нашего номера, мы заперли дверь на ключ и только тогда выдохнули.

Наш номер оказался скромным и тесным, с явным отпечатком прошлого. Сразу заметно, здесь уже несколько десятилетий не делали ремонта. Узкую комнату занимали две деревянные кровати с потертой краской. Несмотря на ветхость, матрасы были застелены чисто. Завершала картину прикроватная тумбочка с тусклым светильником. В углу комнаты – старый шкаф с перекосившимися дверцами, а у окна – письменный стол, на котором стоял маленький, блеклый телевизор, больше похожий на музейный экспонат. На полу лежал тёмно-бордовый ковер с выцветшим цветочным узором, местами продранный до основания, до серого линолеума.

Тусклый свет из окна скользил по пожелтевшим стенам. Мой взгляд зацепился за странную деталь у двери – над косяком висела старая бумажная иконка с крестом, выцветшая и приклеенная кое-как. Складывалось ощущение, что иконку приклеили не для украшения, а чтобы защититься от некой… неведомой силы.

– Паш, ты только посмотри на это! – прервал мои мысли Артём и кинул взгляд на телевизор. – Это же динозавр какой-то. А я хотел вечером кино посмотреть… Видать, придется карты доставать.

– Да уж, похоже, раньше это был люкс, а теперь – жалкая пародия, – сказал я, подойдя к телевизору в попытке включить его, заранее понимая бессмысленность затеи.

На удивление, после поворота нужного тумблера, аппарат загудел, пронзив уши ультразвуком, и вывел чёрно-белое изображение на экран. Мы с Артемом сразу обрадовались, теперь наш вечер будет хоть чем-то скрашен.